— А разве достойные люди работают в МИДе?! Там же одни шпионы! Всю жизнь шушукаются, а потом договариваются с америкашками, детей своих к ним на учебу посылают, а сами…
Я молчу. Глядя на маму, я пытаюсь понять, зачем она переехала в Минск к этому кретину. Батя, конечно, тоже не подарок, но этот-то совсем лапоть. Красивая, с хорошим чувством юмора, господи, что она могла найти в этом человеке? Отчим же не унимается.
— Все разворовали! Все! Хорошо, у нас Батька появился, он быстро порядок наведет! А в Россию бы Сталина! Он бы сейчас всех поставил к стенке, и дело в шляпе!
— Съели вашего Сталина.
— Что?
— Съели, говорю, вашего Сталина, невкусный он.
— Сань, ты о чем?
— Да так, ни о чем. Слушайте, дядя Гриша, я все хотел у вас спросить: а летчики пьют за штурвалом?
— Конечно, пьют!
— Но как? Вас же проверяют перед вылетом.
— Перед вылетом-то да, но во время-то и после нет! Нам стюардессы приносят. Думаешь, как мы с твоей мамкой-то познакомились?
— Ясно… Мам, слушай, я, наверное, сегодня не буду у вас оставаться. Надо к новому дому привыкать.
— Хорошо, милый, как знаешь. Ты, кстати, с работой что-нибудь решил?
— Да, обещали помочь.
Поцеловав маму и дочь, я выхожу на улицу. Вечерний Минск кажется не таким уж и страшным. Мне нравится, что здесь спокойно. Машины спрятались, люди, по возможности, тоже. Возвращаясь домой, включив плеер, я слушаю Венгерскую рапсодию Листа. Вспоминая все, что мне рассказала соседка, я думаю, что человеческая жизнь никогда не подорожает. Самая дешевая из вещей. Будут меняться аранжировки, но не мотив. Кровь по-прежнему будет литься, ибо так устроен человек. Кровь будет литься вечно, потому что, если кровь в организме вдруг остановится, человек умрет. Так говорит мой друг Паша.
В метро я рассматриваю людей и рекламные объявления. Яркий плакат настойчиво предлагает мне приобрести игровую приставку и прилагающийся к ней футбольный симулятор. «Недоработанная игра, — думаю я. — Странно, почему разработчики до сих пор не придумали режим, в котором вы можете быть арбитром? Сейчас есть возможность играть одному, можно играть с несколькими друзьями, более того, открыв пиво, вы вправе наблюдать за тем, как искусственный интеллект сражается сам с собой, но вот рефери… Неужели разработчики спортивных игр до сих пор не понимают, что быть арбитром — это одновременно и самый захватывающий, и самый сложный режим?..»
Ничего не меняется. Вернувшись домой, я вновь встречаю на лестничной площадке соседку. Стряхнув с куртки капли дождя, я понимаю, что она не узнает меня.
— Вы что, здесь весь день стоите?
— Вы кто?
— Меня зовут Александр. Я ваш новый сосед.
— Правда? Очень приятно познакомиться! А я Татьяна Алексеевна — это я нарисовала на вашей двери красный крест. У меня болезнь Альцгеймера. Пока страдает только короткая память, но совсем скоро я начну забывать и то, что случалось со мной на протяжении всей жизни.
— Мне очень жаль, — в который раз зачем-то повторяю я.
— Не переживайте! Со мной только так все и могло закончиться. — Соседка делает паузу, но в этот раз я не спрашиваю «почему».
— Так вы теперь будете здесь жить?
— Да.
— Один?
— С дочерью.
— А кем вы работаете?
— Я футбольный арбитр.
— Надо же! Должно быть, интересная работа! Мой муж очень любил футбол! Он чуть-чуть успел поболеть за «Спартак». Это сложно?
— Болеть за «Спартак»?
— Нет-нет, я имею в виду, быть арбитром? Быть судьей сложно?
— Иногда непросто, да.
— Все это давление, да?
— И это тоже, — облокотившись на перила, со вздохом отвечаю я.
— И как вас учат с этим справляться?
— Вам это действительно интересно?
— Конечно! Иначе зачем бы я спрашивала?
— Ну как учат… Когда вы только решаете стать арбитром, вам вручают книжечку с правилами и рассказывают об ответственности. Вам объясняют, что, не участвуя в игре, вы влияете на ее ход. В общем, некоторое время вам рассказывают довольно банальные вещи, а потом в один прекрасный день разъясняют одну простую истину: «Срешь?! Сри уверенно!»
— И правда, хорошая истина… Жаль только, что ее в большей степени усваивают наши руководители, а не судьи…
— Тут с вами сложно не согласиться. Ну да ладно, уже поздно. Добрых снов вам, Татьяна Алексеевна!
— И вам всего хорошего, Саша!
— Кстати, я тут купил кое-что из продуктов. Здесь молоко, хлеб, сахар — если вам нужно…
— Спасибо, но я не ем сахар — у меня диета красоты!
— Ну а все остальное?
— А все остальное, Александр, я смогу купить себе сама — мне всего девяносто один…
— Девяносто один и полное непонимание, где находится магазин.
— Не грубите мне, молодой человек!
— Ладно-ладно, не буду! Но если что — вы обращайтесь, пожалуйста, я всегда рад вам помочь.
— Правда?
— Да.
— Тогда я действительно хотела бы вас кое о чем попросить. Вы же не откажете?
«О черт…» — думаю я.
— Вы не заглянете ко мне?
— Да-да, конечно…
Вновь оказавшись в ее квартире, я решаю не повторять вчерашних ошибок. Татьяна Алексеевна проходит дальше, но я остаюсь в коридоре. Спустя несколько минут она возвращается с листком бумаги.
— Что это?