Красный лист (СИ)

– Караван! Выдвигаемся, занять свои места.

Места на время движения нам определили ещё в посёлке, молча, только весело зыркая и не отвечая на наши вопросы. Логика их поведения теперь стала ясна.

Рука ныла. Ноги шли, мысли крутились, я не обращал внимания ни на руку, ни на мысли. Все эти местные читались моим потоком, приблизительно как мои мушкетёры – маги-недоучки. В них явно чувствовалась структура таланта, но размытая. У моих же магов я почти видел эти каналы япа.

Первый привал после инструктажа. Видимо, давно используемая для этого поляна. Телеги поставили кругом, в середину – фургоны и нашу третью телегу. Так, можно подумать, они нас берегут. С другой стороны, они же по кило железа за нас отдали. Нам принесли два небольших котелка с кашей и чаем.

Чая хватило буквально на два глотка, но каша на удивление вкусная и питательная. Все наелись, и даже осталось бы, если бы Андрей всё не доел, ему нужно. Молча сидели, лежали.

– Кому в туалет, за мной, пары! – подошёл местный. Судя по знакам, похожим на «В» и «Е», переяр.

Все дружненько сходили и уже со спокойной душой и телом улеглись спать. А чё? Охраняют, кормят, бьют. Сбегу я, пожалуй, но позже. Про «сбежать» ничего же не говорили... Так и уснул в мечтах о свободе. Свобода снилась в виде Насти, она сидела на моём кресле-троне в Каскаде и считала бусинки на бусах. Что-то говорила, но я не слышал, а подойти не мог, что-то не пускало.

Потом мне снилось, что я лежу в каком-то гробу, потом – что мне это не снится. Я проснулся под телегой. Пение утренних птиц. Впрочем, я представляю, как сейчас все друг друга поедают, и это, конечно, портит романтику. Птичку... жалко.

Утренняя каша, туалет – и вперёд. Что тут скажешь? Скучно, идёшь полдня, привал, ещё полдня, остановка на ночь. От первого инструктажа отошли, подумали, ну в смысле я подумал, что это в принципе жёстко и даже жестоко, но доходчиво и, скорее всего, продиктовано условиями жизни, а ещё кормят хорошо.

Вот что за скотина такая людь? Его покорми – и у него всё хорошо, хорошо же.

Третий день пути, и мы встали на обед раньше обычного. А, нет, не обед. Рокот, шум, гам. Наши любимые и родные мартышки. Красноглазые. Тут я увидел всю скорость и силу местных. Так же, как и мы в посёлке, они дрались палками, теми же, что и нас... инструктировали. Они были скупы на движения, но эффективны на попадания. Один удар – одна мартышка убегает. Лавина, стремящаяся нас захлестнуть, стремительно поредела, а потом... появились более крупные мартышки, с более серой шкурой... и неприятно визжащие. Их местные начали убивать саблями, да и первых, всех. Запахло кровью, и визг ввинтился в уши. Красноглазые макаки визжат ещё противнее, когда их убивают.

Но довольно быстро всё стихло. Не потому что всех грохнули, а потому что убежали. Тишина и лишь треск... костяных ножек – приближается паук.

Воин, стоящий на нашей телеге и не принимавший в первой битве участия, потому что видимо, нас сторожил... перешёл в первую и единственную линию обороны.

Посыпались пауки, мелкие, средние... крупные. Тех, что сыпались на нас, мы убивали быстро – мелких и пару средних. Мы же не сражаемся, мы защищаемся. А вот с тремя пауками-мамонтами и всей средней паучьей братией между ними разбираются местные.

Я смотрел, как бьётся Болли, наш глава каравана. Он лют, получается, – четыре буквы на шее. Каждый его удар саблей чётко выверен и бьёт в одно и то же место паука-мамонта, с десятого удара он перерубает лапу пауку, что никак не сказывается на его подвижности.

В это время справа появился четвёртый паук-мамонт и атаковал с фланга – там только один воин, и так загруженный средними...

Думать, рассуждать некогда, я выскочил и пробил копьём ногу паука... Ага, попал... Собственно результат предсказуемо никакой. Дальнейшие размышления и выстраивания стратегии битвы пришлось отложить. Лапа-копьё вонзилась в то место, где я только что лежал. От удара второй лапы, той, по которой я бил изначально, я слегка отлетел в сторону.

Что замечательно и примечательно, от удара, как палкой, я не успевал уворачиваться, а от пронзающего – почти всегда. Я крутился как мог. Копьё давно где-то валялось, сейчас не определишь. Рука, пронзённая лапой-пикой, держать копьё всё равно была не в состоянии. Хорошо, что вообще как-то двигалась... спасали миллиметры. Удар, отскок, удар, отлёт. Корректирую полёт носом в землю и смещаюсь вправо. Лапа, летевшая в живот, раздирает мне бок. Мир скукожился до трёх лап. Две бьют – одна, как дубиной, другая, как пикой... Можно приноровиться, почти, особенно когда дубина вдруг становится пикой. Ничего не поменялось, также две дубины, одна пика... разрывающая и так пробитую руку – всё время левый бок и левую руку.

Удар в ноги – и я укатываюсь в корни дерева и прячусь в них от пики. Корень разлетается, и меня пригвоздили – левую руку к стволу... Какая же уродливая морда у этого паука… и противно воняет из пасти со жвалами...