В зрелые годы Фёдор, сын артиллерийского священника, редко размышлял о Боге. Но теперь вот ему подумалось — и стало тяжело. Нестерпимо болела душа и, чтобы хоть как-то спастись от этой боли, Раскольников стал диктовать жене «Открытое письмо Сталину». Она сидела у больничной койки, его любимая подруга, его Муза, терпеливо стенографировала и пыталась казаться весёлой.
«В окно вливался радостный шум средиземноморского города, пахло морем и хвоей… Сейчас Раскольникову отчаянно не хотелось умирать! Нужно было жить долго, быть счастливым, делать прекрасные и добрые вещи… Но уже не оставалось времени. Душа горела страшной болью и жаждала покаяния и прощения. Когда он писал, ему казалось, что прощение приходило, и это было живительным глотком мира и покоя.
— Пиши, Муза, — торопил он. — Пиши, милая… Нужно успеть!
И она стенографировала…»
Современные писатели Елена Раскина и Михаил Кожемякин часто пишут свои книги в соавторстве, при этом Михаил — не только писатель, но ещё и поэт, а также автор многочисленных исторических очерков. А Елена Раскина — ведущий преподаватель культурно-образовательного центра «Глобальный мир», доктор филологических наук, доцент, журналист и лауреат Всероссийской литературной премии имени Николая Степановича Гумилёва за 2013 год. Вот как они описывали в своей повести «Красная Валькирия» происходившие в то время в Ницце события:
«Муза закончила стенографировать, бережно сложила исписанные листы, подошла к окну, грустно взглянула на искрящееся свободой и счастьем море, на „блистающий мир“ средиземноморского побережья, который приютил их.
— Может быть, не стоит публиковать это письмо, Федя? — с тайной, сокровенной надеждой спросила она. — Сталин не простит тебе этого. Ты же знаешь…
— Если я опубликую это письмо — убьют моё тело, если я промолчу — душу. Прости, моя родная, но я не могу позволить окончательно убить свою душу. От неё и так мало что осталось! Лучше присядь ко мне, побудь рядом — пока можно, а потом уходи, уезжай, спасай свою молодость…
За окнами больницы магическим блеском сияло Средиземное море, томительно пахло лавандой. Стояли знойные августовские дни 1939 года. Бывший советский полпред в Болгарии, а сейчас — провозглашенный врагом народа „невозвращенец“ Фёдор Фёдорович Раскольников, измученный болезнями и скитаниями человек, который давно перестал считать себя молодым, изнемогал от зноя. Воспоминания давно стали главным содержанием его жизни.
Раскольников привык к постоянному ощущению опасности, как и к своей палате, которая стала его последним убежищем. Он знал, что рано или поздно за ним придут, даже сюда, во французский госпиталь. У „Хозяина“ — длинные руки и долгая, непрощающая, злая память. Но до того, как его вычислят и „решат проблему“, нужно было успеть завершить одно дело. Самое главное дело в его жизни. Раскольников сочинял свою самую лучшую вещь — „Открытое письмо Сталину“, которое собирался опубликовать в эмигрантском журнале „Новая Россия“. В журнале Керенского. Того самого Керенского, чьё правительство он в октябре 1917 года лишил власти. Это была не измена революции, а её переосмысление. Раскольников, словно перчатку в лицо презренному врагу, собирался бросить „Хозяину“ это письмо. Теперь они с Керенским — заодно. Рядом с ними — другие, и те, с кем раньше он шёл плечом к плечу, и те, с кем был по разные стороны кровавых фронтов Гражданской… И всё же, их так смертельно мало, чтобы хоть что-нибудь изменить! Но молчать его заставит только могила…»
А между тем Сталин был буквально взбешён публикацией первого протестного письма Раскольникова — «Как меня сделали „врагом народа“» — и распорядился немедленно разыскать во Франции и уничтожить автора.