Красный лорд. Невероятная судьба революционера, замнаркома, флотоводца, редактора, писателя, дипломата и невозвращенца Фёдора Фёдоровича Раскольников

— Не подгоняйте меня, — перебивая журналиста, говорил Раскольников. — Не думайте, что так легко отказаться от взглядов и представлений, которые разделял десятки лет. Я признаю, многое нужно переосмыслить. И, поверьте, я это пытаюсь делать. Например… Вот вы заговорили о Ленине. Ленин и для меня загадка. Я бы хотел выяснить для себя его роль, по крайней мере, в некоторых обстоятельствах. Июль 1917-го года. Брестский мир. Партийное строительство. Ведь именно он заложил те организационные структуры партии, которые с успехом использовал Сталин для своей диктатуры… Но о Ленине я пока не берусь судить. Может быть, позже. Теперь, полагаю, важнее сосредоточить внимание на диктатуре Сталина. Это важно для всех — белых, красных, розовых, большевиков, меньшевиков. Освободив страну от сталинского деспотизма, можно было бы и попытаться исправить ошибки большевизма, Октября. Повторю: не в большевизме опасность — в диктатуре Сталина. Опасность теперь уже глобальная…»

В это же время в парижском театре «Сен-Мартэн» была поставлена пьеса Раскольникова «Робеспьер». В молодом генерале Бонапарте, штурмующем ратушу, где укрылись якобинцы, пришедшие на премьеру находящиеся в Париже русские эмигранты узнали Сталина. «Польстили вы советскому диктатору, — сказал Раскольникову Илья Фондаминский. — Ну какой он Наполеон? Скорее, помесь фуше с Талейраном… Ленин — это, конечно, Робеспьер, тут я согласен. Только гильотины у вас не было — расстрельными нарядами обходились или верёвкой».

Премьера в парижском театре «Сен-Мартэн», как и связи Фёдора Раскольникова с «белоэмигрантами», привели Сталина в крайнее раздражение. В Париже полпреда «невозвращенца» начали активно «пасти» агенты советской разведки. Однако Раскольников, воспитанный большевистским подпольем, нутром почувствовал ведущуюся за ним слежку и уехал с семьёй в Ниццу. Но и там его не оставили «без присмотра».

В июле 1939 года Раскольников узнал, что Верховный Суд СССР объявил его вне закона за «переход в лагерь врагов народа» и таким образом Фёдор был заочно объявлен «врагом народа» — проект этого приговора утвердили Иосиф Сталин и Вячеслав Молотов. Приговор этот гласил:

«Именем Союза Советских Социалистических Республик

Верховный Суд Союза ССР в составе: Председательствующего — председателя Верховного Суда Союза ССР тов. Голякова И. Т. и членов Верховного Суда Союза ССР тов. тов. Солодилова А. П. и Никитченко И. Т., рассмотрев в своем заседании от 17 июля 1939 года дело по обвинению Раскольникова Фёдора Фёдоровича, бывшего полпреда СССР в Болгарии, в невозвращении в СССР, установил:

Раскольников Фёдор Фёдорович, бывший полпред СССР в Болгарии, самовольно оставил место своей службы и отказался вернуться в пределы СССР, т. е. совершил преступление, предусмотренное Законом от 21 ноября 1929 года „Об объявлении вне закона должностных лиц — граждан Союза ССР за границей, перебежавших в лагерь врагов рабочего класса и крестьянства, и отказавшихся вернуться в Союз ССР“.

На основании ст. ст. 319 и 320 УПК РСФСР и Закона От 21 ноября 1929 года Верховный Суд Союза ССР — приговорил:

Объявить Раскольникова Фёдора Фёдоровича — ВНЕ ЗАКОНА.

п. п. Председательствующий Голяков.

Члены: А. Солодилов, Никитченко».

А 26 июля 1939 года Раскольников в качестве реакции на действия Москвы против него опубликовал в парижской русской эмигрантской газете «Последние Новости» протестное письмо: «Как меня сделали „врагом народа“». В нём он открыто, с явным вызовом, писал:

«17 июля <1939 года> Верховный Суд СССР заочно приговорил меня к высшей мере наказания — объявил вне закона. Мне неизвестно, на каких фактах базируется приговор суда, якобы установившего, что я „дезертировал со своего поста, перешёл в лагерь врагов народа и отказался вернуться в СССР“.

Меня никто не допрашивал и никто не требовал у меня объяснений. Заявляю во всеобщее сведение, что приговор по моему делу вынесен на основании фальшивого обвинения.

Я не признаю себя виновным ни по одному из пунктов обвинения. Меня обвиняют в дезертирстве с поста. Этому противоречит хронология фактов.

Ещё в конце 1936 года, когда я был Полномочным Представителем СССР в Болгарии, Народный Комиссариат Иностранных Дел предложил мне должность Полномочного Представителя в Мексике, с которой у нас даже не было дипломатических отношений. Ввиду явно несерьёзного характера этого предложения оно было мною отклонено.

После этого, в первой половине 1937 года мне последовательно были предложены Чехословакия и Греция. Удовлетворённый своим пребыванием в Болгарии, я от этих предложений отказался.

Тогда 13 июля 1937 года я получил телеграмму от Народного Комиссара, который, по требованию правительства, приглашал меня немедленно выехать в Москву для переговоров о новом, более ответственном назначении. Это мотивировалось тем, что занимаемый мною пост в Болгарии для меня недостаточен. Мне предлагалось немедленно сообщить дату отъезда и не откладывать его.