Красный лорд. Невероятная судьба революционера, замнаркома, флотоводца, редактора, писателя, дипломата и невозвращенца Фёдора Фёдоровича Раскольников

— Я уже десять раз говорю об этом: встретился он мне сегодня утром на Тверской и спрашивает: «Правда, что вы близко знаете Есенина?» Я отвечаю: «Это мой друг». Он обрадовался, улыбнулся и сказал: «В таком случае у меня к вам большая просьба. Познакомьте меня с ним. Я так люблю его стихи. Хочется посмотреть, каков он. Приходите сегодня вечером часов восемь вместе с ним… А ты хочешь, чтобы я привёл тебя в три часа и сказал: „Здравствуйте, мы пришли к вам обедать“, — так, что ли?

Есенин засмеялся.

— Ну ладно, тогда постучу я. — И забарабанил так, что через минуты две дверь приоткрылась и показалась голова Фёдора Фёдоровича Раскольникова. Увидев меня, он догадался, что рядом Есенин, и широко распахнул дверь.

Сергей Есенин

— Простите меня, грешного. Задремал, а потом и заснул крепким сном.

— А вот Серёжа так громко стукнул в дверь, что вы проснулись. Знакомьтесь: это и есть тот знаменитый поэт, которого вы любите и которого просили представить перед очи свои.

Раскольников обнял Сергея.

— Так вот вы какой! Я вас таким и представлял. Именно таким. Разве чуть-чуть повыше.

— Какой уж есть, не обессудьте, — шутливо проокал Есенин.

— Ну располагайтесь в моих апартаментах. Других нет. С трудом нашёл эту комнату. А вот и дары природы, которыми я в данный момент располагаю. — Он указал на яблоки. — Что касается напитков, то могу предложить абрикосовый сок.

Раскольников, недавно „выпущенный“ из Англии, <…> был в ореоле романтической славы. Воодушевлённый и целеустремлённый революционер, он держался просто и естественно, очаровывал не только умом, но и обаятельной внешностью. С дружелюбием и доброжелательным любопытством всматривался в улыбающееся лицо Сергея, который не мог скрыть удовольствия, что „сам“ Раскольников заинтересован им и восхищается его стихами. Мне было понятно, что они так быстро нашли общий язык. Не было и тени стеснения, какое бывает при первом знакомстве. Через несколько минут все говорили, будто давно знали друг друга.

Раскольников попросил Есенина прочесть новые стихи. Сергей не отказывался. Он поднялся с кресла, прошёлся по комнате, чуть не задев ломберный столик, улыбнулся, отошёл от него подальше и начал читать:

Свищет ветер под крутым забором,
Прячется в траву.
Знаю я, что пьяницей и вором
Век свой проживу.
Тонет день за красными холмами,
Кличет на межу.
Не один я в этом свете шляюсь,
Не один брожу.
Размахнулось поле русских пашен,
То трава, то снег.
Всё равно, литвин я иль чувашин,
Крест мой как у всех.
Верю я, как ликам чудотворным,
В мой потайный час.
Он придёт бродягой подзаборным,
Нерушимый Спас.
Но, быть может, в синих клочьях дыма
Тайноводных рек
Я пройду с улыбкой пьяной мимо,
Не узнав навек.
Не блеснёт слеза в моих ресницах,
Не вспугнет мечту.
Только радость синей голубицей
Канет в темноту.
И опять, как раньше, с дикой злостью
Запоёт тоска…
Пусть хоть ветер на моём погосте
Пляшет трепака.

Фёдор Фёдорович слушал внимательно. На его выразительном лице отражалось ничем не скрываемое восхищение. Стихи были прекрасны.

— Рюрик, может быть, и вы что-нибудь прочитаете?

— Давай, давай, не ломайся! — Есенин захлопал в ладоши.

Я начал читать:

Найду ли счастье в этом мире тленном
Средь пестроты наречий и одежд?
Во мне тоска невинно убиенных
И неосуществившихся надежд!
Во мне живёт душа вселенских предков,
И пламя их горит в моей крови.
Я в этом мире видимая ветка
Невидимого дерева любви.
Вот почему при каждом крике боли
Душа моя пылает, как в огне,
Вот почему нет самой горькой доли,
Не отражённой тотчас же во мне.

— Молодец! — Есенин обнял меня.

Раскольников пожал мне руку. Мы начали пить абрикосовый сок. Раздался стук в дверь. В комнату вошёл молодой человек, словно сошедший с революционного плаката.