Дальнейшую судьбу Фёдора Фёдоровича определила его случайная встреча с заместителем наркома иностранных дел РСФСР Львом Караханом, который предложил ему пост полномочного представителя советского правительства в Кабуле. Наркомату иностранных дел в это время как раз катастрофически не хватало своих профессиональных кадров, и Раскольников — человек вполне образованный, с двумя высшими образованиями, знающий несколько иностранных языков, — был ценнейшей для них находкой.
Во время поездок в Кронштадт и на другие базы флота Раскольников простудился и слёг. Врачи сказали: нужно лечение на юге, и он с Ларисой отправился к Чёрному морю.
Едва живыми добрались до Новороссийска — поезда ходили еле-еле, были переполнены пассажирами. Случайная встреча в дороге со старым петроградским знакомым Раскольниковых — Львом Михайловичем Караханом, заместителем наркома по иностранным делам и начальником брата Ларисы Игоря, только что вернувшегося из Афганистана, — определила дальнейшую судьбу Раскольникова: Карахан предложил ему отправиться, по выздоровлении, полпредом в Афганистан. Довод Карахана был неотразим: его ведомству катастрофически не хватало образованных партийцев, знающих иностранные языки, Раскольников же — человек с двумя высшими образованиями, знал французский, немецкий и английский, в университете изучал восточные языки…
20 марта 1921 года оргбюро ЦК РКП (б) приняло решение направить Фёдора Фёдоровича полномочным представителем РСФСР в Афганистане. И Раскольников согласился. А вместе с ним решила отправиться за рубеж и его молодая красивая жена. Не та, промелькнувшая на сарапульском заседании Вера Николаевна, а находившаяся рядом с ним в Свияжске, Энзели и Кронштадте Лариса Михайловна Рейснер, которую ещё называли как «красная Валькирия…»
Глава пятая. «В маленьких восточных деспотиях…»
30 марта 1921 года Фёдору Фёдоровичу были вручены соответствующие документы на русском и персидском языках, и 16 апреля советская дипломатическая миссия выехала из Москвы через Ташкент, Бухару и Термез в Кушку. Вот как описывал в своей книге «Молодость века» день отправления из Ташкента поезда с советской миссией Николай Александрович Равич:
«Не было ни одного матроса, красноармейца или партийного работника, который бы не слышал о Раскольникове. Раскольников был председателем Кронштадтского комитета большевиков; он поднял Кронштадт вместе с Дыбенко, Коллонтай и Рошалем. Раскольников сражался против англичан на Балтике, когда началась интервенция, был взят в плен и выменян на 17 английских офицеров…По указанию Ленина руководил потоплением Черноморского флота в Новороссийске и с отрядом матросов пробился оттуда через Ставрополь — Царицын — Котельниково на Москву. Он был организатором Волжской военной флотилии, которая прославилась в боях с белыми, взял с ней у англичан персидский порт Энзели. Затем Раскольников командовал Балтийским флотом и ушёл с флота вследствие ссоры с Зиновьевым. Кронштадтский мятеж произошёл, когда его на флоте уже не было…
…Поезд Раскольникова стоял недалеко от станции и был окружён вооружёнными матросами. Большинство из них были в дореволюционное время боцманами. Это были могучие люди огромного роста; у многих на шее висела дудка, а в ухе поблескивала серьга. Люди бывалые, серьёзные, они любили порядок и знали службу. Весь сопровождающий Раскольникова персонал, за исключением Никулина, состоял из морских штабных офицеров. Все они были уже награждены орденами Красного Знамени, прославлены в боях и сохранили тот стиль вежливого и спокойного обращения, который был принят среди морских офицеров. К тому же они прекрасно знали английский язык.
Сам Раскольников был очень красив и в этом смысле составлял удивительную пару со своей женой Ларисой Михайловной Рейснер, выдающийся ум и красота которой поражали каждого встречавшегося с ней человека. Фёдор Фёдорович был человек высокого роста, с голубыми глазами, тонкими чертами лица, которому нежный румянец придавал юношескую свежесть, и редкими по форме и, я бы даже сказал по изяществу, руками. Говорил он тихо, но, увлекаясь, начинал возвышать голос, и тогда его глаза загорались, румянец заливал щеки, и становилось понятно, почему этот человек мог повести за собой тысячи людей. Он был подлинным фанатиком революции и никогда не признавал никаких компромиссов. И в то же время какая-то истеричность и неуравновешенность чувствовались в нём. Бывали случаи, когда он впадал в ярость. Тогда самые бывалые моряки бледнели и, зная его нрав, старались не попадаться ему на глаза.
Уже тогда, во время одной из наших бесед с Раскольниковым, я заметил в нём одну необычную странность. Взгляд его вдруг становился отсутствующим, и он не слышал того, что ему говорят. А через несколько минут, как бы очнувшись, спрашивал: „Простите, что вы сказали?“
Потом, уже в Советском Союзе, мне приходилось по службе часто встречаться с Раскольниковым, и однажды я спросил его, чем объясняется такая рассеянность.
Он покраснел и ответил: