В дружеской застольной беседе Кольцов вспомнил забавный эпизод, свидетелем которого я был. Дело было в кулуарах Кремлевского дворца, где проходил очередной партийный пленум. В перерыве между заседаниями, стоя рядом с братом, я с интересом смотрел на известных всей стране партийных и государственных деятелей. Брат обратил внимание, что неподалеку от нас стояли Бухарин, Чичерин, Молотов, Андреев и Сталин. Бухарин держал в руках номер журнала „Огонёк“, редактируемого Кольцовым. Все они дружно смеялись. Мы с братом переглянулись, и он озабоченно сказал:
— В чём дело, интересно? Что их так могло рассмешить?
В это время Бухарин увидел Кольцова и, продолжая смеяться, жестом подозвал его к себе. Через пару минут брат вернулся ко мне, явно расстроенный.
— В чём дело? — шёпотом спросил я.
Оказалось, что на обложке „Огонька“ была напечатана фотография со следующим текстом под ней: „Полпред Советского Союза в Афганистане Ф. Раскольников (сидит на слоне), отзыва которого потребовало английское правительство. По лесенке со слона спускается супруга Раскольникова писательница Лариса Рейснер“.
— Бухарин спросил меня со смехом, чем провинился перед англичанами слон, что английское правительство требует его отзыва? Конечно, грамматически там всё правильно — поставлены скобки, но на слух получается досадный „ляп“, — сказал мне брат.
Этот эпизод со слоном очень рассмешил Раскольникова. Дальше разговор зашёл о минувших делах Волжской военной флотилии. Фёдор Фёдорович вспомнил, как в Свияжск проведать флотилию приезжал сам Троцкий, тогдашний глава Красной армии. В одном из своих очерков Лариса Рейснер писала, что „когда выступает Троцкий, то приходят на ум вожди Великой французской революции“.
— И это совершенно справедливо, — заметил Раскольников. — Именно такое впечатление производил Лев Давидович, но надо сказать, дело прошлое, что и на него немалое впечатление произвела красота и обаяние моей Ларисы.
— А что произошло потом? — довольно бестактно спросил Кольцов.
Раскольников посмотрел на него с неудовольствием.
— А что могло произойти? — сухо сказал он. — Ведь она любила меня.
— Да, да, конечно… — заторопился Кольцов. — Прости, пожалуйста.
Тем не менее, Раскольникову предстояло расстаться с Ларисой. Ко всеобщему удивлению она предпочла ему, мягко говоря, далеко не красавца, но прославленного своим острословием, весёлым цинизмом и авантюрной биографией Карла Ра дека».
Вернувшись в Москву из Азии, Лариса Рейснер тотчас же приложила все усилия, чтобы Радек влюбился в неё, увлекла его за собой, и их роман стал притчей во языцех. Поведение Ларисы в те годы вызывало у многих людей недоумение. Это было время, когда значительный слой коммунисток, участниц Гражданской войны, был подвержен влиянию Александры Михайловны Коллонтай, пропагандировавшей идею «любви пчел трудовых», в которой проводилась мысль, что мужчины и женщины должны свободно порхать с «цветка на цветок», отвергая какую бы то ни было семейную привязанность, объявлявшуюся «мещанством» и «пережитком частнособственнического отношения к женщине». Сама Коллонтай, не боясь стыда и не опасаясь подцепить заразу, «обслуживала» революционных матросов прямо на кораблях. Да что там — Коллонтай! Говорят, что даже Арманд и Ленин предавались плотским утехам, едва ли не в присутствии Надежды Крупской[3]
. Та даже хотела было развестись с ним, но ЦК не позволил ей разрушать образ крепкого союза пламенных большевиков.Фёдор, со дня на день ожидавший в Афганистане приказа о своём возвращении в Россию, получил вдруг письмо от жены, в котором она совершенно неожиданно, но решительно предложила ему с ней развестись. Шок заключался ещё и в том, что у Ларисы в это время случился роман с членом ЦК РКП (б) и членом исполкома Коминтерна Каролем Собельсоном (он же — Карл Радек). А в неё тогда был влюблён ещё и известный всей стране политический деятель Николай Бухарин, говоривший по этому поводу: «Радеку-чёрту незаслуженно повезло».
Надо сказать, что упоминание здесь Радека требует хоть небольшой информации о нём, хотя бы по той причине, чтобы сегодняшние читатели знали, что его в те дни называли «Остапом Бендером русской революции», поскольку он был автором множества анекдотов, каламбуров, язвительных острот и едких шуток. Судя по всему, он не верил ни в Бога, ни в чёрта, ни в Маркса, ни в мировую революцию, ни в светлое коммунистическое будущее. Дома он разгуливал по всем комнатам совершенно обнажённым, пугая своим огромным членом, свисавшим у него до колена, малых детей родной сестры, с которой он жил в одной квартире.