— Жизнь научила, моя умница, — прошептала она, расстегивая его рубашку и, нежно поглаживая широкую, мужскую грудь, — Тебя же не надо учить, что нужно делать с женщиной в таком состоянии. — Она распустила скрученное в узел полотенце на груди и, закрыв глаза, осторожно прижалась упругими сосками к напрягшемуся животу Смагина. — Я вся твоя, милый, как я ждала этой минуты, ну бери меня, шептала она все чаще распаляя себя и вжавшегося в кресло мужчину.
Смагин не мог понять, что с ним происходит, но в ответ на такие жаркие ласки, он стал совершенно холоден и спокоен. Его просто бил озноб, и он не мог себе признаться, что впервые за всю свою жизнь у него пропало всякое желание, и он просто-напросто не хотел эту женщину. Не смотря на выпитое спиртное, его разум прояснился, он почему-то вспомнил, как он клялся своей Ольге в верности и буквально через день нарушал данную клятву. Но тогда он почему-то не мучался приступами совести, не вспоминал он и о сыне, не думал о последствиях сладких минут.
Сегодня в нем что-то надломилось, вероятно, он перешагнул ту черту, за которой уже нет возврата назад, и как бы он не лгал жене и самому себе, это чувство будет преследовать его до самой смерти. Валентина через какое-то мгновение почувствовала холодок, пробежавший по ее груди, словно скользкая, ледяная змейка скользнула по животу и дальше по ногам, в одночасье, охлаждая все чувства, накипевшие за день до желанного свидания. Она с недоумением уставилась на Смагина.
— В чем дело, начальник, я чем-то тебя не устраиваю или у нас какие-то мужские проблемы, — Валентина вся съежилась, ее глаза наполнились слезами.
— Все, не хочу тебе врать, надоело, — Игорь встал и, легко подняв девушку на руках, поставил на палубу. — Одевайся и иди к себе, не обижайся, но у нас ничего не получится, не могу просто так, без всяких чувств.
— Я ведь тебя и не заставляю говорить мне о любви, — тихо прошептала Валентина, опустив голову, — только зачем вот так грубо отталкивать девушку, я ведь тебе ничего плохого не сделала и ничего не прошу взамен. — Она накинула помятое полотенце на плечи и начала медленно одеваться.
Смагин не выдержал этой трагикомической сцены и вышел из каюты, на пороге он задержался и, медленно выговаривая слова, произнес:
— Давай останемся друзьями, вечером я к вам загляну на чай. Он вернулся в каюту и поцеловал Валентину в щеку. Она улыбнулась, и веселые искорки опять засверкали в ее озорных глазах.
— Я буду ждать, и я совсем не обижаюсь, сама виновата, наехала на мужика, словно, на своего. Ты только скажи, пожалуйста, я хоть чуть-чуть тебе нравлюсь.
— Ты красивая женщина, а я дурак, все ухожу, а то у меня снова начнется очередной приступ.
— Ты что серьезно болен, — Валентина погладила Игоря по голове, будто перед ней стоял ее великовозрастный сынок, — бедненький, может я тебе чем-нибудь смогу помочь.
— Нет, Валентина, все, иди быстрее к себе в каюту, только я сам себя могу спасти, если очень захочу. Пока, еще встретимся. Смагин уже с силой буквально выпихнул девушку из каюты и захлопнул дверь.
Фу, — он тяжело выдохнул, — эти бабы, тебя паря, загонят когда-нибудь в деревянный макинтош, видит бог, бежать надо с такой работы, пока не вляпался.
Он поднял трубку и набрал номер пассажирского помощника.
— Саша, ну что расселил солдат?
— Да у нас в носовой части на нижней палубе есть две каюты по двадцать коек, туда я их и определил, — донесся издалека знакомый уже голос пассажирского.
— Прекрасно, найди мне, пожалуйста, их майора, пусть несет все документы ко мне в каюту.
— Сейчас объявлю по трансляции, жди.
Через минуту в каюту завалился Колобашкин с огромным потертым портфелем. Он по-хозяйски плюхнулся в кресло и вытащил на стол кучу бумаг. Вот их воинские билеты и предписания, мне нужна справка, что я и мои подчиненные следовали на вашем пароходе до места назначения, он немного задумался, затем достал из потайного отсека своего солдатского кейса пол-литровую бутыль с какой-то мутной жидкостью.
Что, начальник, примем по маленькой.
Это что за гадость, — Игорь с презрением скривил губы.
— Как что, — Колобашкин поднял бутыль на уровень глаз, будто сомневался в происхождении этой политуры, и потряс ею на свету, — шило, натуральный спирт, начальник, может и не совсем «прима», но еще никто не жаловался. Что брезгуешь, а жаль, эта вещь меня никогда не подводила, даже на фронте. Ой, братишка, я совсем забыл, я же тебе пушку обещал, на, вымогатель, выбирай.
Он аккуратно достал из-за пазухи большой холщевый пакет и развернул его. Перед Смагиным на столе лежали два черных пистолета, поблескивая вороненой сталью, хорошо сработанного механизма, призванного убивать все живое.
Игорь бережно взял тяжелый «магнум» и передернул затвор, который с легким звоном загнал желтую гильзу в патронник.
— Осторожно, начальник, обойма с боевыми патронами.
Смагин нехорошо улыбнулся и прицелился, сощурив левый глаз, в переборку, где над его рабочим столом висел портрет вождя мирового пролетариата Ульянова — Бланка, наглухо прикрученный слесарем-коммунистом при постройке теплохода.