Красный сфинкс

У борта «Сталина», хотя и осевшего, но все еще высокого, плясал на штормовых волнах тральщик. С транспорта прыгали на него, сыпались люди, и некоторые оказывались в воде, потому что тральщик то отбрасывало, то снова накидывало, и рассчитать прыжок было непросто. А долго ли продержишься в ледяной декабрьской воде?… Вот узкая, переполненная людьми палуба как раз под нами. Миша прыгнул, я видел, как его подхватили на тральщике. Взобравшись на фальшборт, приготовился прыгнуть и я – но в тот же миг тральщик резко отбросило. Я еще слышал, как закричал Миша: «Женька, прыгай! Прыга-ай!»

Поздно, поздно…

Тральщик уходил, Мишин голос удалялся…

Стоя на фальшборте и вцепившись рукой в стойку, я висел над беснующейся водой, как над пропастью. Не помню, сколько времени я так висел – минуту, час или вечность. Какой-то провал в памяти… Подошел еще тральщик, снова посыпались люди, прыгнул и я, чьи-то руки подхватили меня…

Такие прыжки бывают раз в жизни.

Базовый тральщик БТЩ-217 был последним из кораблей конвоя, который подходил к борту «Сталина». Начинал брезжить рассвет, когда 217-й отвалил и на полном ходу пустился догонять ушедший вперед караван. На медленно тонущем транспорте еще оставалось много, очень много людей. Но, наверное, больше ничего нельзя было сделать: корабли конвоя, всю ночь крутившиеся вокруг транспорта, были до отказа переполнены спасенными. Проклятые мины Финского залива… Их взрывы в ночь со 2 на 3 декабря переломили судьбы многих гангутцев. На «Сталине» осталось более 3 тысяч бойцов. Судно, издырявленное взрывами, погружалось, но медленно: система водонепроницаемых отсеков удерживала его на плаву. Дрейф сносил неуправляемое судно к южному берегу. 3 декабря ждали, 4-го ждали – придут свои корабли, снимут с тонущего транспорта, не дадут погибнуть. Не пришли. Утром 5 декабря «Сталин» сел на мель неподалеку от эстонского побережья. А потом пришли корабли – немецкие. Все оставшиеся на борту «Сталина» гангутцы попали в плен. Страшной была их участь. Те, кто выжил – в лагерях немецких, а потом и в родных «фильтрационных», – так и не поняли, почему их не спасли, бросили на произвол немилосердной судьбы…

Нам же, спасшимся, несказанно повезло. 6 декабря с последним караваном кораблей, покинувших остров Готланд, мы пришли в Кронштадт. Пасмурным днем наш тральщик ошвартовался в Средней гавани. Мы ступили на заснеженную кронштадтскую землю. Колонна гангутцев потянулась к красным корпусам Учебного отряда. Непередаваемое словами чувство владело нами – вернулись с края земли домой! Сбоку к колонне пристраивались городские мальчишки. «Здорово, пацаны!» – гаркнул кто-то. В ответ мы услышали: «Дяденьки, хлеба!.. Сухарей…» Колонна притихла. Мы были готовы все отдать им, но у нас не было даже черствой корки…»

В 1945 году Е. Л. Войскунский получил офицерское звание и стал редактором газеты бригады торпедных катеров. Службу закончил в соединении подводных лодок в городе Лиепае. «Не всем удалось возвратиться, ступить на кронштадтскую землю. Двенадцать подводных лодок не вернулись в 42-м из боевых походов. Почти всем им удалось форсировать Финский залив – тщательно охраняемые, постоянно наращиваемые проклятые минные заграждения – и прорваться на просторы Балтики. Но вот на пути обратно… мины гальваноударные, антенные, якорные неконтактные, донные неконтактные… противолодочные сети, погибельно наматывающиеся на винты… Никто не знает, как гибнут подводники…»

В 1956 году ушел в запас в звании капитан-лейтенанта.

Вернулся в Баку, закончил Литературный институт им. Горького.

Первые книги был сугубо реалистическими: «Первый поход» (1956), «Бессмертие» (пьеса, 1957), «Наш друг Пушкарев», (1961), «Море и берег» (1975).

«Фантастику любил с детства (первое чтение – Жюль Верн!), – писал он в воспоминаниях, – но не помышлял о себе, как о писателе-фантасте. Первый толчок хорошо помню. Это было вскоре после моего ухода в запас (с Балтфлота) и возвращения в Баку. Летним вечером 1957 года мы с моим двоюродным братом Лукодьяновым Исаем Борисовичем, инженером и великим книгочеем, возвращались из цирка. Вдруг на улице лейтенанта Шмидта взвизгнули тормоза, из-под колес грузовика вынырнул зазевавшийся прохожий. Мгновенное впечатление: человек прошел сквозь автомобиль.

Отсюда началось.

Мы стали фантазировать, оттолкнувшись от идеи проницаемости.

Появились герои. Появился проектный институт, где работал Лукодьянов. Появился Каспий, любимое наше море, – и пошли раскручиваться приключения на суше и на море. Словом, так начинался роман «Экипаж „Меконга“. Мы долго его „обговаривали“, это было весело. Писали тоже долго (и тоже весело).

В первой половине января я прилетел в Москву с переработанным романом.