Красный сфинкс

В Детгизе познакомился с Аркадием Стругацким. Мне он понравился с первого взгляда: рослый усатый очкарик поднялся из-за стола с дружелюбной улыбкой, мы обменялись приветствиями, руки друг другу подали, и тут он говорит: «Бойтесь женщин, падающих с теплоходов». Это фраза из романа. И сразу у нас возникла, как я полагаю, взаимная приязнь. Я побывал у Аркадия дома, на Бережковской набережной, познакомился с его красивой белокурой женой Леной. Конечно, мы и водки выпили по случаю нашего знакомства, очень быстро превратившегося в дружбу. Аркадий рассказал, как обстояло дело с нашей рукописью. Она долго лежала в шкафу, где томился, молча взывая к прочтению, самотек. Наконец попала на стол Марии Михайловны Калакуцкой. Возможно, толщина двух папок, в которых пребывал «Меконг», ничего, кроме отвращения, у завредакцией не вызвала. Мария Михайловна позвала Стругацкого: «Аркадий Натанович, посмотрите эту рукопись, полистайте и напишите авторам ответ». Можно было не спрашивать, какой ответ она имела в виду. Аркадий унес папки с «Меконгом» домой и вечером стал «смотреть и листать». – «Вскоре, – рассказал он мне, – я перестал листать, вчитался. И, знаешь ли, увлекся. Почти всю ночь читал. А на следующий день говорю Калакуцкой, что эту книгу надо издать. Мадам удивилась: „Да вы что? Никому не известные авторы“. Я повторил, что роман интересный, надо издать. Ну, она велел дать на рецензию серьезному рецензенту. И я позвонил Юре Рюрикову…

Да, «Меконг» родился из игры, из причудливой работы воображения.

Нам с Исаем очень хотелось вставить в роман пестрый бакинский быт.

Вместе с этим бытом поселились в романе веселые молодые инженеры из НИИ и их руководитель, похожий на Лукодьянова. А еще втиснулся в будущую книгу внезапный исторический экскурс в XVIII век, в петровскую эпоху, – несчастливая экспедиция князя Бековича-Черкассого, мрачная мистерия в индийском храме богини Кали, волшебный нож и некто «Бестелесный». Конечно, не обошлось без плавания на яхте по любимому нами Каспию и – для пущей занимательности – извержения грязевого вулкана. Сбежавший с желтого нагорья к синей полукруглой бухте, продутый нордом и моряной, с запахом нефти, растворенным в морском воздухе, населенный пестрым многоязычным людом, Баку обладал для нас таинственным очарованием…

Потом, когда эта книга была замечена, получила хорошую прессу, мы уже «были обязаны» писать НФ дальше. Мы увлеклись. Но если для Лукодьянова сочинение НФ всегда оставалось приятным занятием после основной работы, я все больше проникался мыслью о сугубой серьезности этого жанра.

В итоге появился «Очень далекий Тартесс».

Нас заинтересовало утверждение Авиана, что существовал в древности большой и богатый город, имевший «такое могущество, такой блеск». Тартесс вел торговлю медью и оловом по всей ойкумене, с греческими городами – а в VI веке до н. э. бесследно исчез. Что-то там произошло. И вот мы с Лукодьяновым отправились в бронзовый век – прочитали все, что можно было прочесть о полумифическом городе, и особенно выделили мнение некоторых ученых, что Тартесс имел какое-то отношение к Атлантиде…

Любопытно, что экологическая тема еще только начинала входить в зону внимания писателей-фантастов, а Лукодьянов уже практически занимался охраной жизненной среды – конструировал приспособления для очистки Каспия от промысловых вод. Он хорошо знал историю техники. Я думаю, он смог бы спроектировать по древнеегипетской технологии водяное колесо на Ниле или наладить производство рыцарских лат. У него был огромный интерес к старинным инструментам и приемам обработки металла и дерева. Не случайно его любимыми книгами были: «О природе вещей» Лукреция Кара, «История свечи» Фарадея, «Абрисы» – начальника сибирских и уральских заводов петровских времен де Геннина (полное название: «Генерал-лейтенантом при артиллерии и кавалером ордена Святого Александра Георгием Вильгельмом де Генниным собранная натуралии и минералии камер в сибирских горных и завоцких дистриктах также через ево о вновь строенных и старых исправленных горных и завоцких строениях и протчих куриозных вещах абрисы»).

Лукодьянов обожал Ломоносова. Испытывал, я бы сказал, детское удивление перед его универсальным гением. Любил цитировать: «Вам путь известен всех планет: скажите, что нас так мятет». К литературе у него был инженерный подход. В «Тружениках моря» Виктор Гюго описывает, как Жильят снял паровую машину с «Дюранды», потерпевшей кораблекрушение, застрявшей в Дуврских скалах, – в одиночку, ценой неимоверных усилий, спускает машину с неприступных утесов. Эти подробности, которые многие читатели пропускают, бегло скользя по ним взглядом, Лукодьянов проанализировал по-инженерному: вычислил объем и вес машины, подъемную силу сооруженных Жильятом талей, – словом, тщательно проверил выдумку Гюго. И установил: все верно!..

Что-то удалось нам сделать, что-то не получилось.

Я и сейчас люблю НФ и считаю, что она имеет великое будущее.