Красный сфинкс. Голубка

О голубка, голубка, если бы у меня были твои крылья, пусть даже перебитые!..

XXVII

(Обрывок письма, найденный в архивах монастыря урсулинок в Монтольё; начало письма отсутствует).

……….На рассвете я покинула деревню Камон, где, как я говорила Вам, дорогая матушка-настоятельница, он, скорее всего, побывал днем.

Я расспрашивала о нем семью бедного покалеченного плотника, и узнала бы его по описанию, если бы мое сердце не сказало мне еще раньше, что это был он.

Впрочем, слова, произнесенные им перед уходом ("Вот вы успокоились: молитесь об утешившем вас"), могли исходить только из этой скорбящей и готовой предаться Богу души.

Я черпала силы в надежде встретиться с ним; если бы я наняла лошадь или повозку, мне пришлось бы в объезд добираться до этого домика, белой точкой видневшегося рядом с темным и громадным монастырем камсшьдулов, из которого, хоть он и был в трех льё птичьего полета, доносился на крыльях ветра звон колоколов.

Выходя из деревни, я отпустила голубку: бедная малютка совершила один из самых долгих своих перелетов, около двухсот шагов, направляясь к домику, который я пожирала взглядом. Сомнений не было; близость цели ей, как и мне, придавала сил.

К несчастью, дороги не было: пришлось идти по склону горы, изрезанному ручьями и оврагами, поросшему лесом, в который я не решалась входить из страха заблудиться.

Я шла без остановки три часа, но из-за того, что шла в обход, продвинулась всего на два льё.

Часто я переставала видеть домик и, не будь со мной моей милой голубки, сбилась бы с пути. Я подбрасывала ее в воздух и шла в направлении, указанном ее полетом.

Наконец мне показалось, что дорога стала менее трудной. Я слышала, как в деревушке пробило восемь; не знаю почему, но звон этих часов был печален, и у меня сжалось сердце. Казалось, каждый удар, пролетая мимо на бронзовых крыльях, говорил мне: "Спеши! Спеши!"

Я спешила, и вскоре смогла рассмотреть маленький домик. Приближаясь, я узнавала его по описанию: окно, из которого он видел, как восходит солнце; затенявший окно жасмин, который издалека казался мне зеленой завесой.

На мгновение мне показалось, что он стоит у окна, и я с криком протянула руки к этому то ли видению, то ли человеку.

Увы! До него было больше четверти льё: он не увидел и не услышал меня.

Колокола в монастыре все еще звонили, я невольно вспомнила непрекращавшийся ночной звон перед моим пострижением, и ужасное подозрение пронизало мне мозг и сердце: это по моему любимому звонят колокола.

Но, качая головой, я говорила себе: "Нет, нет, нет!"