Красный снег

Николай сел, опустил босые ноги на теплый пол. Сторожка его была хоть и маленькой, но очень удобно расположенной – рядом с топочной, и даже худое окошко не выстуживало тепло. Второму сторожу повезло меньше – его каморка была угловой, с холодной стеной. Николай достал папиросы, закурил, приоткрыл створку. Всякий раз в этот день он с особой старательностью уматывал себя работой, еле дотаскивал до кровати усталое тело – и всякий раз не мог уснуть, ворочался с бока на бок, часто вставал, курил, пил тепловатую воду из стоящего на табурете ведра – и вспоминал. И так два раза в год – за неделю до Рождества и ровно через неделю после Ильина дня. Две бессонные ночи в год. Уже девять набралось…

* * *

28 июля 1907 года. Деревня Поповщина, Порховский уезд Псковской губернии. 7 часов 42 минуты

…Стеша появилась в Поповщине в последнюю субботу июля. Просто приехала со станции телега, доверху загруженная перевязанными шпагатом стопками книг и узлами, а вторая следом провезла через всю деревню вертлявую большеглазую барышню в шляпке с цветами и в городском платье. Невеликий обоз этот остановился у последнего на улице маленького домика без забора – прямо за огородом лес. Дом пустовал лет шесть-семь, как померла бабка Жижиха. Стоял с заколоченными окнами, будто спал, опустив серые морщинистые веки. А тут ожил – распахнул черные глазищи, чихнул пыльными половиками, заскрипел иссохшими половицами. По деревне к вечеру уже все знали: вернулась Стешка Лукина, внучка Жижихи. Будет учительствовать на станции, отвлекать ребятню от работы.

Николай с вечера отпросился у Осипа Матвеевича на воскресенье – хворала мать, нужно было подсобить Алешке по хозяйству: забор поправить, подоить корову – в общем, дать умотанному за неделю мальцу чуток роздыху. Вышел с утра с полным подойником из закуты, начал переливать через бумажный платок парное молоко по расставленным на лавке глиняным махоткам.

– Здравствуйте.

Николай от неожиданности вздрогнул, плеснул на серые доски из ведра, обернулся, готовясь обругать непрошенного гостя, – и замер. На него доверчиво смотрели огромные черные глаза, а их хозяйка протягивала руку. Опешив то ли от лучистого взгляда, то ли от непривычного жеста – деревенские бабы с мужиками не ручкались, – Николай машинально обтер об рубаху пятерню и пожал протянутую теплую ладошку. Рука у барышни оказалась мягкая, не чета заскорузлой лопате Николая, но рукопожатие было уверенным, без жеманства.

– Я – Степанида Саввична, буду теперь вашей соседкой.

Она указала на Жижихин домишко, и Николай только сейчас заметил произошедшие на соседском подворье изменения: окна распахнуты, на растянутой между двух верб веревке покачиваются плетеные льняные половики, а на крыльце вылизывает себя мохнатая серая кошка.

– Ага, – выдавил из себя Николай. – Прибыли, значится.

– Прибыла. Простите, а вас как зовут?

– Нас? – Николай обернулся. – А. Николай я, Степанида Саввична.

Девушка прыснула в кулачок.

– Вы меня зовите просто Стешей, хорошо? Вы же не собираетесь у меня учиться? Тогда можно без отчества.

Николай послушно кивнул.

– Ой, а это что у вас? Молоко? Прямо из коровы? Парное? Ой, как хочется. Продается?

Николай на три вопроса кивнул, на последний помотал головой.

– Сейчас.

Пробухал сапогами по ступенькам, вернулся с кружкой, налил из махотки густого молока, протянул удивительной гостье. Та чудно присела – видать, этак заместо «спасибо» у городских заведено, – приняла кружку, вдохнула сливочный запах и осторожно отхлебнула.

– Мамочки мои, как вкусно!

Жадно приникла к кружке, облилась, засмеялась, принялась вытираться белым платочком. Рассветное солнце выглянуло из-за закуты, щедро сыпануло золотом по двору, заискрило в льняных волосах Стеши, в пушистых ресницах, доверчиво распахнутых навстречу воскресному дню, – и Николай понял, что пропал. Во рту стало сухо, как после попойки. Он в мгновение выдул почти полную махотку, вытер ладонью усы.

– Я вам с собой дам. Только в погребе держите, а то скиснет.

– Ой, погреб я еще не смотрела, страшно – дверь просела, не смогла сама отпереть. И вообще, я к вам за помощью. Решила вчера печку затопить – и чуть не задохнулась. Дым всю избу затянул, насилу выветрила. Может, с печкой чего приключилось за столько лет? Поможете?

Николай молча отставил пустую махотку, вышел со двора.

В маленькой горенке явственно было видно, что у дома появилась новая хозяйка: полы только что выскоблены, стол, покрытый кружевной скатеркой, заставлен посудой, а шкаф, откуда эту посуду выселили, казалось, распух от корешков книг с золочеными буквами.

Чинить печку не пришлось: городская барышня просто забыла отодвинуть заслонку. Николай открыл дверцу, вытащил залитые водой поленья, совком выгреб мокрую золу, принес со двора сухих дров, и через минуту они уже весело потрескивали, из прокопченной трубы поднимался сизый дымок, окончательно показывая всей деревне, что пустым это место больше не будет.