— Про это ничего не знаю — отвечаю я — как товарищ Сталин решит, так и будет. Кто мы такие, чтобы волю Вождя не исполнять?
И не о чем дальше спорить! А то помню, еще в Маньчжурии какой‑то местный кадр, тоже коммунистом назывался, и по — русски говорил хорошо — но спрашивал, а намерен ли СССР Китаю Монголию вернуть, и Тувинский край. Доложили о том в Особый отдел, как положено — и того типа как корова языком слизала. А после особисты еще и наших трясли, с кем тот толковал — так что, лучше язык не распускать! Достаточно того, что товарищ Сталин в своем программном труде «Государство и социализм», разобрал подробно национальный вопрос в современных условиях! Сказав, что марксово «пролетарии не имеют отечества» было справедливо в веке девятнадцатом, когда уровень развития ведущих промышленных государств был примерно одинаков. А когда развитие пошло неравномерно, что и сделало возможным победу революции в одной стране, как заметил Ленин — то и национальные границы между миром капитала и коммунизма обрели характер линии фронта между общественными формациями. Но и внутри — вот есть же целесообразное разделение территории между армиями, корпусами, дивизиями? Именно так и следует рассматривать границы между дружескими странами социализма — по принципу полезности для общего дела. Ведь очевидно же, что Китай сейчас, даже при победе наших «красных», будет слишком слаб, чтобы еще и за Маньчжурию взять ответственность, вести ее по правильному пути? А вот СССР это — по силам!
Хотя это пока мои личные размышления, о которых промолчу. А вдруг товарищ Сталин со своей высоты другое видит, а я в чьи‑то умы смуту и разлад внесу?
Так что наше дело малое — обеспечить, чтобы как Вождь и Партия скажут, чтобы так и было. А что по этому поводу будут за бугром думать, это не наши проблемы!
— А я в Россию, домой хочу. Я так давно не видел маму.
Думаешь, Скляр, мне в свой Тамбов не хочется? Скорей бы тут прояснилось, в Китае — воюем, или нет? Если да, то разнести тут всех врагов к чертовой матери, и домой скорее. А если нет, то сразу домой.
Новости по радио нашему, московскому — весь СССР сейчас, как большая стройка. О восстановлении городов и заводов говорят, как прежде о боях и победах. Скоро уже раны этой войны залечим, и вперед к коммунизму пойдем. Прямым курсом — а не как Китай, с его тридцатью годами Гражданской, переросшей в Отечественную!
Разве тигр ненавидит добычу, которую убивает, чтобы съесть?
Еще полтора века назад Китай был самой большой и богатой державой Азии, а может и мира. Население Поднебесной было почти четыреста миллионов человек — больше, чем во всей Европе. В таких городах, как Нанкин, жило больше миллиона в каждом — и небо над ними было всегда закрыто дымом от очагов и мануфактур. А в долине Янцзы люди жили на воде, потому что суши на всех не хватало. И это было, когда Британия еще не стала империей, над которой не заходит солнце.
«Вы, живете далеко, за многими морями — но, смиренно желая приобщиться к благам нашей цивилизации, прислали свое посольство, почтительно доставившую нам ваше послание. Почтительное смирение с вашей стороны, которое весьма похвально. Что касается вашей просьбы об аккредитовании одного из ваших подданных при моем небесном дворе для наблюдения за торговлей вашей страны с Китаем, то это противоречит всем обычаям моей династии и никоим образом не может быть дозволено. Если я распорядился, чтобы дары дани, присланные вами, о государь, были приняты, то это было сделано, исключительно принимая во внимание чувства, побудившие вас прислать их издалека. Великие подвиги нашей династии проникли во все страны Поднебесной, и государи всех наций суши и морей посылают свои ценные дары. Мы же имеем абсолютно все. Я не придаю цены странным или хитро сделанным предметам и не нуждаюсь в изделиях вашей страны. Трепеща, повинуйтесь и не выказывайте небрежности».
Это ответил Император британскому посланнику, в 1818 году. И англичане приняли, как должное! Хотя должно быть, уже тогда составили свои черные и подлые планы. А мы тогда не поняли — что «хитро сделанные предметы» могут быть оружием. И не смогли противостоять варварам, когда они пришли с войсками, через двадцать лет.