Красный Треугольник

– Не месрез ты, а пришлец свежий, – сказал в тишине чей-то голос уверенно и ласково, словно имел право и не на такое. И сразу Тимуру расхотелось спорить и бороться за выживание, а только расслабиться и ожидать, как с ним поступят: прикончат быстро или помучают.

В круг света двинулось раздутое резиновое брюхо, пухлая ладошка размахнулась и шлепнула об пол металлическим изделием, по виду зубной щеткой. Только вместо щетины торчали хищно отточенные штыри, а между ними болтались резиновые трубки с шестеренками. Другого названия, кроме как шестокол, Тимуру в голову не пришло. Да-да, и на краю бесславной гибели он продолжал давать названия местным орудиям убийства – ну что за напасть?

В наступившем затишье вождиха (наверняка это была именно она) придирчиво осмотрела висящего с пяток до лба, как избалованный покупатель разглядывает меховую шкурку, опять хлопнула шестоколом и провозгласила:

– Пришлец годен!

Товарки ответили одобрительным треском. И тогда, вздев шестокол, она затянула новогоднюю песенку. Прочие телеса взялись за руки и двинулись натуральным хороводом.

Впервые Тимур служил елочкой. Не беззаботный смех, а лютая ярость охватила его, такая, что снова захотелось жить, а если не получится – отдать ее задорого. С наслаждением он вколотил бы в глотку каждой хористке всю песенку по куплету, вот только руки были заняты.

Утренник окончился. Поставив руки в боки, тетки стояли и пялились на Тимура с добродушным зверством.

– Ох, не знаете, с кем связались! Я лютый, слыхали?! Ох, всех достану! Мало не покажется! – пообещал Тимур, задыхаясь.

Вождиха аккуратно ткнула шестокол ему под ребро и сообщила:

– Пришлеца – на дозревание.

На этом саммит закрыли. Дамы гуськом поплелись в темноту. Скрип невидимой двери – и вот уже Тимур оставлен в одиночестве.

Он вспомнил, как в подобной ситуации поступают настоящие герои любимых фильмов. Вот, к примеру, Три Икса – сделал кульбит: закинул ногу за перекладину и выпутался.

Дерзнув повторить трюк, пленник лишь оборвал кожу на запястьях, так что добавилась новая боль. Лучше висеть и не трепыхаться. Все равно – конец кино. Ожидать после такого приема чай с вареньем и расспросами о родителях крайне оптимистично. Даже со скидкой на местные порядки, вряд ли тут принято вешать желанного гостя на цепь.

Внизу что-то прошелестело.

Тимур покрутил щеками, скосил глаза, но никого не заметил.

– Ну как? – спросил хриплый девичий голосок.

– Нормально. – Тимур постарался углядеть, кто бы это мог быть, уж больно знакомыми показались интонации.

– Знаешь, что с тобой будет, пришлец?

– Расскажите…

– Скоро узнаешь.

– Отлично.

– Зачем ты здесь?

– Заблудился, не могу дорогу найти. Не подскажете? А то психи разные пугают, говорят, выхода, нет.

– Выхода нет.

– Да? Ну, тогда, может, познакомимся? Меня Тимур зовут. А вас?

– Я знаю.

– Как, простите?

– Это про тебя глас был: пришлец лютый?

– Кажется, да.

– Что смог?

– Да так, раскидал кое-кого… Можно вас попросить?

– Ты не можешь просить, пришлец.

– Отлично. – Тимур постарался вложить в реплику максимум доброжелательности. – А вы не могли бы как-то встать так, что б я вас видел? Разговор с красивой девушкой, которая…

– Откуда ты знаешь, пришлец, что здесь красивая девушка?

Пудрить мозги Тимур умел блистательно, но сейчас требовалось мастерство виртуозное, чтобы появился шанс, крохотный и малюсенький, но все-таки шанс:

– Такой голос, как у вас, может быть только у настоящей красотки!

За спиной послышались шаги, и в поле зрения появился затылок с черными, коротко обкромсанными волосами. Сердце тревожно ёкнуло. А она, как будто нарочно, предъявила лицо медленно. И хоть оно изрядно исхудало, его вполне можно было узнать.

– Машка?! – завопил Тимур из последних силенок. – Ты?!

– Этого имени нет, – ответила женщина, недавно любимая. – Называй меня Салах, пришлец.

35-й до Эры Резины

Жизнь с Машкой пролетала как на американских горках. Каждый день начинался с нуля, что будет через минуту – было неизвестно, настроение ее менялось радикально и неожиданно. Смеется, ластится – и вдруг уставится в стену и рыдает. Если Тимур спрашивал «что случилось», Машка яростно царапалась, могла и кулачком двинуть. Шторм возникал и затихал внезапно, после чего Машка без сил падала на диван. Тут надо было подойти, погладить ее по голове, как ребенка, и спросить: «Ну, что случилось?» Обычно после этого Машка бросалась на шею и, утирая слезы, начинала лепетать, что увидела паутинку, которая оторвалась и полетела, и это напомнило ей, как хрупка наша жизнь, как мало нам отпущено, как надо ценить мгновения. Девица обожала выворачивать себя наизнанку – и Тимура заодно. Но бывало и похлеще. Иногда она устраивала игры, про которые лучше не вспоминать. Причиной всему была ее работа: на голых нервах, духота, кругом вредные привычки. Машка трудилась у шеста стриптиз-бара.

Прожив с ней два года, каждый день которого переполнял экстрим, Тимур сломался. Но продолжал бы терпеть, только Машка вдруг исчезла.