Красный вереск

— …вы дерётесь ради драки,
Ради смеха льёте кровь.
И когда предсмертный крик
Затрепещет, словно птица —
Ваша совесть ни на миг не пробудится!..

— Ладно, пошли в весь.

Они неспешно двинулись огородами, на ходу сшибая кончиками ножен верхушки сорняков. Было ясно, что всё уже закончено — горели ещё два дома, лежали новые трупы, горцы и лесовики рыскали в поисках попрятавшихся врагов, но наружу выводили немногих, чаще убивали на месте. Кое-где смеялись, где-то плакали.

— Здесь кто-то поработал пулемётом «дегтярев» от Тульского Оружейного Завода, — рекламным голосом заметил Олег.

— Я, кто же ещё, — ответил Йерикка, ловко перескакивая через очередной труп.

Гоймир разговаривал в центре веси с войтом — стоял, вытянув левую руку, и Гостимир быстро и ловко зашивал длинный порез, шедший наискось от локтя к запястью.

— Приглашают остаться, — сипло пролаял Гоймир. Подошедший Морок поспешно поднёс к губам князя баклажку, тот побулькал водой и добавил уже нормальным голосом: — Обещают всё лучшее отдать.

— Да им самим уходить пора, — ответил Йерикка и, повернувшись к войту, заговорил: — Отец, вам надо уходить. Тут скоро будут враги, спрячьте, что можно, и сами уходите в леса.

— Дома бросать, скотину? — войт перекрестился: — Господи, спаси и помилуй нас, грешных… Может, обойдётся, сынок?

— Отец, — терпеливо сказал Йерикка, — мы тут перебили не меньше сотни этой сволочи. Чего тут «обойдётся»? Сам думай…

Войт сгорбился. Устало глянул на горцев — уверенных мальчишек, небрежно державших оружие, и понял — бесполезно им объяснять, что такое в чужом пиру похмелье…

— Хорошо, — негромко сказал он. — Мы уйдём. К вечеру уйдём. Если вам что нужно — вы берите сами…

Потом повернулся и медленно побрёл по улице.

— Кончал бы, — покосился Гоймир на Гостимира.

— Часом, — тот перекусил нить и полюбовался на свою работу: — Вот и ладно.

— Угу, — кивнул Гоймир, влезая в рубашку. — Глянем, кого там побрали.

Живых пленных оказалось всего двое — хангарский офицер-кудун, избитый до неузнаваемости бабами, взявшимися обрабатывать его чем попадя — и молодой хобайн с равнодушным лицом механизма, раненый в плечо.

При виде хангара народ, собравшийся у церкви, зашумел, бабы опять заголосили:

— Он это!..

— Мальчишечки, отдайте его нам ради Христа!..

— Он приказал рубить, кто из домов не выйдет!..

— Маленького моего, как дома подожгли, он на копьё да прямо в, пекло… гос-поди-и-и!..

— Убийца!..

— Нам его, а уж мы…

Горцы поглядывали на князя. Гоймир хмурился, потом смерил хангара взглядом и… подняв ногу, пинком вбросил его в толпу.

Радостный рёв людей заглушил поросячий визг хангара, который, впрочем, тут же оборвался — люди яростно и сосредоточенно топтали что-то, лежащее на земле.

Гоймир повернулся к пленному хобайну. Тот бесстрастно смотрел в глаза князю — ни единая жилка на молодом лице не дрогнула. Потом хобайн дёрнул плечами, скривился от боли в ране и бросил:

— Убивай, чего ждёшь.

— Наших-то убивал? — Гоймир неспешно достал камас.

— Убивал, — пожал плечами хобайн, — на то и война.

— А тут-то, в веске-то — одно война? — с опасной мягкостью спросил Гоймир.

— А тут мы никого не трогали. Мы солдаты, а не мясники.

Намётанным глазом Олег определил — сейчас Гоймир ударит в живот. Уже напряглись — нет, не рука напряглась, а — мускулы на спине, свидетельство готовности бить. Но тут уже немолодая, хотя ещё красивая женщина тронула, выйдя из толпы, Гоймира за плащ:

— Паренёк… — Гоймир обернулся: — Правду он говорит. Не трогали они никого. А он так с хангарами подрался, дочку мою у них отбил… Ну а что ваших он убивал — так простите его, ведь и правда война… Сына моего в горах убили, — она перевела дыхание. — Так пусть он ко мне пока идёт, я его приму, полечу… Разреши, паренёк…

— Что лопочешь, — прервал её Резан, — кто тебе паренёк?! То князь-воевода!..

— Постой, — Гоймир с интересом посмотрел на хобайна, — погоди, Резан… Ты, — обратился он к хобайну, — клятвой клянись, что не станешь против нас заново!

— Спасибо тебе, — не обращая внимания на Гоймира, хобайн слегка наклонил голову в сторону женщины. И только потом повернулся к горцу: — Не дам я слова. Не жди.

Гоймир моргнул и… захохотал. Так, что волосы заходили ходуном, и хохот дико, кощунственно звучал среди трупов и дыма пожаров, не остывших от боя людей и запаха крови. Потом засмеялся Йерикка. Следом — Олег. И захохотали все горцы.

— Дажьбог Сварожич! — выдохнул наконец Гоймир. — Да чтоб вам всем такими-то быть — праздником война стала!

— Отпусти его, князь, — попросил Йерикка, — пусть никто не скажет, что ты убил. отважного человека безоружным.

— Убирайся, — Гоймир всё ещё улыбался. — То правда — нет у меня желания быть несправедливым.

— Я не собака, чтобы меня гнать, — хобайн повернулся и зашагал прочь рядом с женщиной, просившей за него.

Гоймир какое-то время смотрел ему вслед, но, судя по всему, думал уже о другом. Потом повернулся к стоявшему среди людей войту: