Красный ветер

— Мне, как облеченному немалой властью лицу, дорогой де Шантом, не очень приятно в этом признаваться, но что есть, то есть: в наше неспокойное время гарантировать кому бы то ни было полную безопасность может лишь сам господь бог. Тем более, когда на сцене появляются такие люди, как Пьер Моссан и его друзья. Вы допустили ошибку, мой друг, вступив с мсье Моссаном в конфликт. Вам надо было как-то по-доброму уладить возникшие недоразумения, а сейчас… Скажите, какие я могу предъявить Моссану обвинения, чтобы изолировать его от общества? Ваши подозрения в том, что он готовится к какому-то незаконному акту? Смешно! Его угрозы? Но кто подтвердит, что он вам действительно угрожал? Вы меня понимаете?

Вивьен де Шантом тоже встал. Ироническая улыбка слегка искривила его губы. Но больше ничем он не показал своего внутреннего волнения. В упор глядя на префекта полиции, он проговорил:

— Да, я все прекрасно понимаю… Кроме одного… Если лицо облеченное немалой властью, готово расписаться в своей полной беспомощности перед Моссаном и не может оградить своих граждан от неприкрытого шантажа и насилия, то что же ожидает Францию в будущем? Или, возможно, префект полиции и те, кто облечен еще большей властью, не желают вступать в конфликт с людьми, которые, подобно Пьеру Моссану, мечтают открыть объятия бошам и их вождю?

Префект не рассердился. По-дружески обняв Вивьена де Шантома за плечи, он сказал:

— Я и вправду не узнаю вас, Вивьен. Зачем же так сгущать краски? Поверьте мне, дорогой, придет время, и вы еще скажете спасибо моссанам за то, что они оградят вас от настоящего противника. Красная опасность, нависшая над страной, куда более реальна, чем та, которая вас беспокоит… Ну-ну, не смотрите на меня так… Еще по рюмке?..

Даже не попрощавшись, де Шантом быстрой походкой вышел из кабинета префекта полиции…

* * *

А еще через день де Шантому принесли короткую записку от Жанни.

«Сегодня в девять вечера буду ждать тебя у бистро на углу Кромвеля и Фонтеса, — писала она. — Я сама подойду к тебе… Жанни».

Кажется, он сбросил с себя целый десяток лет. Его словно захватила неведомая, неуемная сила и куда-то понесла. Он готовился к встрече с Жанни так, точно ему предстояло свидание с любимой женщиной.

Согласится ли она прийти домой? Хотя бы на один вечер! Конечно, согласится! Он ей расскажет о том, как его мучит одиночество, как ему тоскливо без нее и пусто… Арно Шарвен?

Пусть поскорее возвращается, он, Вивьен де Шантом, добьется, чтобы Арно Шарвена снова зачислили в армию. Если он, конечно, захочет. А нет — у Вивьена де Шантома достаточно средств: Жанни и ее муж не станут в чем-нибудь нуждаться…

Весь день он провел в хлопотах. Приказал купить побольше цветов, главным образом хризантем, которые Жанни особенно любила. Цветы должны быть везде: в комнате Жанни, в гостиной, в библиотеке, куда Жанни обязательно заглянет. И обязательно в столовой, посреди стола, в голубой хрустальной вазе на белоснежной скатерти… Вспоминал, какие блюда больше всего нравятся Жанни. Птица в сметанном, с орехами, соусе… Салат… Какой салат, вспомнить де Шантом не мог — никогда ведь особенно не интересовался ее вкусами. Да, свежая клубника со взбитыми сливками. И обязательно — «Мадам Клико», они вдвоем выпьют за то, чтобы забыть все прошлое и начать новую жизнь…

Он бродил по комнатам в сопровождении горничной и распоряжался: вот здесь переставить кресло, сюда положить другой ковер, тот, персидский, — марокканские Жанни почему-то не любит; переменить занавеси — разве вы не видите, что они уже не свежие! — убрать с письменного стола бумаги — к черту все, связанное с работой.

Его оживление, энергия, быстрая, молодая походка, суета, мелкие придирки ничуть не раздражали горничную, довольно пожилую аккуратную даму, проработавшую в доме де Шантомов полтора десятка лет. Напротив, она и сама словно заряжалась этой энергией, ей по душе были и суета, и даже придирки хозяина, которого она по-своему любила, хотя и не всегда понимала. Не понимала она, например, как господин де Шантом мог расстаться с дочерью, по мнению горничной, самым обаятельным и добрым существом на всем белом свете.

Она лишь раз спросила де Шантома:

— Сегодня кто-то придет к нам в гости?

— Гостей я не принимаю! — внешне грубо ответил де Шантом, но горничная уловила в этой показной грубости нечто такое, отчего ей стало необыкновенно радостно. «Жанни! — подумала она. — Он ждет Жанни!»

…Близился вечер. Каждые пятнадцать — двадцать минут поглядывая на часы, де Шантом нетерпеливо ходил по комнатам, садился в кресло выкурить сигару, забредал в библиотеку и, взяв с полки какую-нибудь книгу и наугад раскрыв ее, начинал читать, но понять ничего не мог, потому что ни на чем не мог сосредоточиться — думал только о Жанни, о встрече с ней. Порой тревога, страх, от которого вдруг темнело в глазах, охватывал де Шантома, и он, прислонившись спиной к стене, думал: «Она ведь может сказать, что презирает меня, что я ей не нужен и между нами давно уже все кончено… Сумеет ли она забыть нанесенную мной обиду, сумеет ли простить?..»