Красный ветер

Потом так же неожиданно, как и появлялись, мрачные мысли уходили, и де Шантом снова начинал верить, что все будет хорошо, что надо взять себя в руки и ни о чем не тревожиться.

Он знал, где находится бистро, о котором Жанни писала в записке. Если на машине — десять минут езды, если пешком — полчаса. Часы показывали около восьми, но ждать де Шантом больше не хотел и не мог. Погода стояла хорошая, голубоватые сумерки мягко ложились на дома, текли меж ветвей каштанов, опускались на землю, затушевывая острые линии, отчего все казалось призрачно зыбким и гармоничным. Он решил не спеша пройтись пешком (сто лет, кажется, он не ходил пешком по Парижу!), подышать, успокоить разгулявшиеся нервы.

Горничной де Шантом сказал:

— Позвоните шоферу, пусть он в девять будет на углу Кромвеля и Фонтеса.

И, захватив трость и перчатки, вышел из дому.

Перейдя на противоположную сторону улицы, де Шантом остановился, вспомнив, что забыл прихватить сигары. Вернуться? Жанни когда-то говорила, вспомнил он, что возвращаться нельзя — есть такая нехорошая примета. Он все же оглянулся на свой дом, оглянулся просто так, без всякой цели, и снова пошел дальше. Потом опять остановился в рассеянности. Кажется, он, когда оборачивался, что-то увидел не совсем обычное. Увидел лишь зрительно, сознание ничего определенного не зафиксировало… Да, какие-то неприятные типы, двое или трое, выглянули из подъезда соседнего дома и сразу же скрылись… А какое ему, собственно говоря, дело до разных выглядывающих и скрывающихся типов? Мало ли их, таких, бродит по Парижу?

Де Шантом еще раз оглянулся на подъезд соседнего дома. Никого и ничего там не было. Он пошел своей дорогой, опираясь на трость и с досадой думая лишь о том, что забыл сигары. Если бы они были, курить, наверное, хотелось бы не так сильно. Теперь он шел по улице Фонтеса — узкой, грязной, с кое-где вывороченными булыжниками, разрытыми канавами: наверное, откапывали канализационные трубы для ремонта. Ошарпанные фасады домов, ржавые, точно тюремные, решетки на окнах первых этажей, запустение, безлюдье. А ведь несколько лет назад, может быть, десять, может быть, пятнадцать, улица Фонтеса считалась если и не совсем фешенебельной, то вполне респектабельной, здесь много росло деревьев, было чисто, и дома выглядели совсем не так, как сейчас. «Так и весь Париж может превратиться в трущобы», — с горечью подумал де Шантом.

Он прошел еще два квартала и вдруг в нескольких шагах впереди увидел группу оборванцев — человек пять или шесть. Оборванцы ругались, громко кричали, один из них, размахивая бутылью, пьяно орал песню. Вивьен де Шантом вначале решил не обращать на них никакого внимания и обойти стороной, но, пройдя еще с десяток шагов и внимательно вглядевшись в людей, он остановился. Вон те двое, стоявшие чуть позади остальных, — один в грязно-сером котелке, другой в берете, — показались ему знакомыми. Где-то он их уже видел… Да, это те самые типы, которые выглядывали из подъезда… Сейчас он пристально всматривался в их лица и видел, что они тоже смотрят на него…

Вот только сейчас де Шантом и подумал, какому подвергает себя риску, отправившись пешком. И без всякой охраны. Как он мог пренебречь предосторожностью после всего, что с ним уже произошло! Люди Моссана, сам Пьер Моссан, настораживающий разговор с префектом полиции — все это должно было послужить уроком, из которого следовало сделать выводы…

Он повернул назад и быстро пошел вдоль домов, глазами отыскивая какой-нибудь подъезд, где можно было укрыться. Поминутно оглядываясь, он видел, что все та же группа оборванцев, продолжая шуметь, движется вслед за ним и не только не отстает, но с каждой минутой настигает его, преследуя, точно зверя.

«Это Пьер Моссан, — почувствовав, как болезненно сжалось сердце от страха, подумал де Шантом. — Он выпустил свою банду, чтобы свести со мной счеты… — Позвать на помощь? Но кого?..»

На улице не было ни души, словно все попрятались, затаились, предчувствуя приближение грозы. А когда де Шантом, подойдя к проулку, решил свернуть в него, он увидел еще одну группу людей, чем-то похожих на тех, кто его преследовал. Эта тоже громко и пьяно кричали, толкали друг друга, размахивали кулаками, а потом де Шантом увидел, как они, точно по команде, образовали что-то похожее на полукруг, отрезая ему дорогу. Де Шантом остановился, затравленно озираясь по сторонам.

Между тем обе группы сошлись, кто-то кого-то ударил в лицо, кто-то кого-то свалил на землю — началась пьяная драка. Оборванцы орали, ругались, бросались друг на друга с кулаками и наполовину опорожненными бутылками; и де Шантом, оказавшись в этом водовороте звериных инстинктов, вдруг с облегчением подумал, что он попал в этот водоворот совсем случайно, никто его здесь не знает, никто его не преследовал, просто больное воображение сыграло с ним плохую шутку. Сейчас ему надо отсюда быстрее выбраться, и пусть эти волки перегрызают друг другу глотки — ему нет до них никакого дела.