Обедом это мог назвать только неисправимый жизнелюб, и до войны за подобное обращение с продуктами любой повар рисковал получить в морду, причём неоднократно. Бойцы по одному подходили к устроенной прямо на открытом воздухе кухне, где получали на руки деревянную ложку, кусок непропечённого хлеба и котелок со странным месивом из варёного зерна и рыбьих голов. Посуду потом подразумевалось оставить себе для дальнейшего пользования.
– Пока под арестом сидели, жратва лучше была, – заметил вяло ковыряющийся в бурде Михась.
– Так мы на довольствии в заградотряде стояли, – со знанием дела пояснил Барабаш. – А сейчас на общем пайке по тыловой норме последнего разряда. Ничего, скоро сухой паёк получим, немного легче станет.
– Его можно будет съесть?
– Даже нужно. Какой смысл хранить, если завтра попадёшь под драконий плевок?
– Спасибо, утешил.
– Да не за что, кушай на здоровье. Добавки не нужно?
– Сам могу поделиться.
Кочик насильно запихнул в рот пару ложек каши и замер, прислушиваясь к ощущениям. Нет, вроде бы обратно не лезет. Нужно пользоваться моментом и затолкать в себя остальное.
– А где они среди степей столько рыбы взяли, да ещё мелкой?
– Это не рыба.
– Да?
– Хотя если снежному головастику оторвать лапы… Да ты кушай, Михась, кушай! Чего так позеленел?
– Уже не хочется, – бывший лётчик бросил ложку в котелок.
– Согласен, – Барабаш тоже перестал есть. – После жареной драконьей печёнки как-то не то. Приятной горчинки в головастиках не хватает, нужно было с лапами варить. Правильно я говорю, Ерёма?
Баргузин неопределённо пожал плечами и продолжил наворачивать кашу так, будто это и не каша вовсе, а приготовленное лучшими столичными поварами блюдо. Вот непробиваемый профессор! Наверняка с детства привык к устрицам, ползунам, жаренным в меду каганитским саранчоусам, нетопыриным крылышкам в кисло-сладком соусе и прочей отвратной гадости, почему-то выдаваемой хитрыми легойцами за еду. Их кухня в последние лет сорок вошла в моду… тьфу!
Полученное оружие тоже принесло одни огорчения: старые огнеплюйки с выщербленными прикладами и признаками некачественной починки, соляные кристаллы на двенадцать зарядов, тупые пехотные мечи, иные даже погнуты…
– И как этим воевать? – донельзя мрачный Барабаш обратился к командиру без чинов. – С нашим хламом я на тушканчика побоюсь пойти, не то что на пиктийцев.
– Победа достаётся правому, а не сильному! – жизнерадостно рассмеялся старший сотник и похлопал себя по животу. Но потом вдруг наклонился к Матвею и зашептал в ухо: – Ты в своих друзьях уверен?
– В каком смысле?
– Во всех. И ты прав – этой дрянью даже самоубийство не совершить, – Медведик огляделся по сторонам, дабы убедиться в отсутствии лишних ушей, и его голос стал ещё тише. – Дело есть, но нужны надёжные люди.
– А поподробнее?
– Можно и подробнее. Слушай сюда, заместитель…
Глава 13
– Ну что же ты его со всей дури-то, а? – Барабаш со злостью сплюнул. – Чай, не глорхийских головожопцев бьёшь.
Профессор в ответ лишь засопел в темноте и подсунул под голову лежащему без сознания часовому обмотанное чистой портянкой полено, использованное в качестве оружия. Ну, не рассчитал немного, с кем не бывает? Тем более в таком деле опыта нет и лучше перестраховаться, чем попасться с поличным из-за неуместной жалости. Ведь старший сотник доходчиво объяснил, на что они идут и чем это грозит в случае неудачи.
А вот, кстати, и сам Медведик появился. Удивительно, но внушительное брюхо совсем не мешает ему ползать, а бесшумности движений позавидовала бы даже кошка. Обычно жизнерадостный командир недоволен:
– Почему так долго возитесь?
– Да вот… – Матвей показал на часового.
– Ну и что? Я за это время двоих сделал.
– Совсем?
– Ага, до смены постов не очухаются. Ну что, орлы, полетели?
На ограбление склада бывший старший десятник Матвей Барабаш согласился сразу. Ну, не совсем сразу, а после того, как командир манипулы заверил, что его интересует лишь нормальное оружие, новое обмундирование и провиант на тридцать два человека. Как раз на вверенное ему подразделение. И ничего лишнего, ровно столько, сколько положено по нормам военного времени, плюс троекратный запас на всякий непредвиденный случай. Так и сказал – мол, полагается, так отдайте, а заморозить людей или допустить голодные обмороки не позволяет фамильная честь потомственного… Тут Медведик спохватился и сделал вид, что закашлялся. Заканчивать фразу он не стал.