Красный волк

Пожарным командам еле-еле удалось не подпустить огонь к соседним районам. После Ун видел в газетах фотографии, как сонные горожане, многие – в пижамах, стояли в цепочках и передавали один другому ведра с водой. Город был спасен, великого пожара не произошло, но последствия не могли не наступить. Уже на следующий день к дому управителя прибыли несколько делегаций разозленных горожан. Они ругались разными словами, но все требовали одного: решить что-то с серошкурыми. Как мог отец отказать этим испуганным и взволнованным раанам, оставшись глухим к их страхам?

В следующий понедельник, когда газеты сообщили, что последний рабочий сорен выселен за городскую черту, учитель арифметики, полу-раан, постучал кулаком по кафедре, задирая пятнистый нос:

– Вот, что я называю твердой рукой! – сказал он почти с вызовом, словно кто-то мог обвинить его совсем в иных мыслях. – Вот как надо принимать решения в этих краях!

Учитель пригладил волосы, важно щурясь. Голос его прозвучал столь торжественно, что в этот раз никто даже не отвесил какую-нибудь колкость, хотя все знали, что он красит свою редкую поросль и на самом деле его волосы не красные, а цвета древесной коры.

– Ваш отец очень справедлив и мудр, юноша, – учитель вежливо кивнул Уну. – Его Величество точно понял, как сильно нам нужно верное управление и порядок.

Ун покраснел и потупил взгляд. За последние несколько дней он успел привыкнуть к похвале в адрес отца, но никак не мог понять, почему часть славы достается и ему.

Хотя, на самом деле, куда больше его волновали кошмары.

Все начиналось с падения. Ун видел, как стремительно приближалась земля, хрупкое тело поднимало волну брызг жидкой грязи и нечистот, раздавался звук, схожий на удар топора по сухому дереву, и его руки и ноги искривлялись под неправильными углами. Наружу, разрывая пятнистую кожу, показывались белые острые обломки кости.

Ун хотел закричать, но ребра выступали над рубашкой обломанными клыками и не давали вздохнуть. Он лежал на спине, как беспомощная черепашка, открыв миру уязвимое брюхо. Ему оставалось только смотреть, как в темноте мелькают силуэты диких макак. Все ближе, ближе и ближе поблескивающие серые, синие, карие глаза. Их настороженные взгляды устремлены вверх, на стены, но часовым все равно, что станет с несчастной черепахой. Одна из макак бросает камень, потом вторая, и Ун вдруг по-настоящему понимает, что никто не придет ему на помощь. Понимают это и макаки. Искривленные злобой, завистью и звериной жестокостью полосатые морды вдруг обретают черты дикой радости. Они бросаются вперед.

В последний раз Ун мочил пижаму в пять лет, но вот снова и снова просыпался мокрым. Впрочем, время медленно и настойчиво вымывало из его памяти ужас зверинца, он тускнел, становясь все более далеким, а вместе с ним ослабли и кошмары.

К тому же, если подумать, все прошло не так и плохо. Это было почти приключение. И пусть он не раздобыл подарки для сестер, но отец подарил им щенка, и обе надоедливые красноголовые непоседы оставили Уна в покое и даже милостиво даровали ему свое прощение.

Вместе со зверинцем постепенно ушли во тьму и воспоминания о пожаре, дни потянулись как прежде. Единственные момент, полные тревоги теперь наступали, когда Ун останавливался у стеклянного шкафа с наградами и каской прадеда. Он не мог перестать представлять, какой ужас пережил его прославленный предок. Ему рисовались чудовищные картины, как макаки, вооруженные и наученные убивать своими жестокими хозяевами, неслись по полю боя под пулеметным огнем, ничего не боясь и желая только крови. Какой отвагой нужно было обладать, чтобы не дрогнуть перед лицом этой бесконечной толпы?

«Вы были так смелы! А я? Смог бы я противостоять им? Не отступить?» – врать самому себе не было смысла, и честный ответ Уну совершенно не нравился. Увидев толпу этих подобных разумным существам макак, он бы наверняка бросил оружие и побежал. Какая уж тут императорская гвардия?

А ведь из макак могли бы получиться прекрасные домашние животные, может быть, слуги и даже цирковые звери, попади они в руки раанов, а не того вычеркнутого из истории преступного народа. Теперь уже для макак все кончено. Как иначе? Поколениями среди них отбирали лишь нечистоплотных и кровожадных, культивируя все самое примитивное и низменное, точно выводили породу для собачьих боев. Звери либо служат Раанской империи, либо уничтожаются. Так первый император наказал поступить с зелеными грачами и черными лисицами, так будет впредь и с прочими.

Правда, проблемы и грозность макак тоже волновали Уна недолго, вскоре он окончательно перестал вспоминать о них. К тому же его выбрали главой младшей ветви братства, и отец в этом вопросе оказался до ужаса прямолинеен:

– Все будут думать, что тебе доверили знамя, потому что ты мой сын. Такие слухи неизбежны. Но вот что, мальчик: не смей устроить так, чтобы везде шептались, будто ты этого звания совершенно не достоин.