Его ужимки не могли смягчить решимость отца, и Ун протянул кулак и медленно раскрыл пальцы, показывая свою находку.
Капитан Нот хмыкнул:
– Шерсть! Ха. Попросите, я вам надеру шерсти любого цвета и любой длины. Даже можем собрать для пряжи. При некоторых зверинцах вяжут отличные носки, знаете ли.
Отец взял пучок шерсти, покрутил его в пальцах, с отвращением морщась. Но вот его красные густые брови сошлись на переносице, пятна на лбу дернулись, став похожими на тучи.
– Что это такое? Они обугленные? Вы даете макакам огонь?
Лицо капитана окаменело, ни следа улыбки. Он опасливо, как дикая кошка, приблизился к отцу и повнимательнее взглянул на находку.
– Невозможно! Никакого огня, никаких спичек. Зимой всех сгоняют в закрытые загоны. Был один случай пожара полгода назад, но это из-за стекла в солнечный день. На заводе есть уголь, макака могла испачкаться там, если…
Отец потер шерсть пальцами, поднес ее к самым глазам.
– Понятно. Значит, не обожжены. Они… – он вдруг замолчал, отдал шерсть капитану и принялся отряхивать ладони, в глазах его сверкнуло мрачное подозрение. Ун посмотрел на собственные пальцы, заметил черные отметины и стер их. Вид у капитана становился все более и более удивленным. Кожа между пятнами начала краснеть, глаза воровато забегали.
– Быстро! – гаркнул он, и в его голосе не осталось приторного дружелюбия. – Всех сюда! Всех выгнать!
Солдаты бросились выполнять приказ, Ун подошел к отцу и встал поближе к нему. Просто на всякий случай. Из будок начали одна за другой показываться полосатые макаки. Они были куда упитаннее и чище трущобных, но с таким же, как у старой макаки, общим пустым, покорным взглядом.
За самцами прятались самки и детеныши. Они не лопотали, не скалились, и в этом окаменелом обреченном спокойствии почти напоминали нечто разумное.
Макаки ждали, капитан Нот проходил вдоль их неровных рядов, осматривая каждого и что-то рявкая. Слов было не разобрать, но в тоне чувствовались нервозность и злоба. Иногда он почти тыкал пучок шерсти в морду той или другой макаке, но они лишь отворачивались или закрывали глаза.
Капитан прошел уже вдоль десятка зверей, когда откуда-то справа раздался пронзительный вопль. Косматые головы макак разом повернулись, обернулись на шум и рааны. Из-за крайней на «улице» будки показался солдат, тащивший за длинную шерсть брыкающуюся и дико воющую самку. Она вырывалась, пыталась ударить солдата, но не могла дотянуться до него. За ними, чуть в отдалении, шел второй солдат, держа под мышкой какой-то сверток. Кажется, самка истекала кровью, но Ун присмотрелся повнимательнее и понял, что влажные пятна на груди, должно быть, молоко.
Сверток под мышкой у солдата шевелился.
– Господин капитан! Господин управляющий. Извините за шум. Эта тварь забилась в нору под одной будкой и отказывалась вылезать.
Солдат пнул макаку под колено, и она обмякла, стала дергаться слабее. Но взгляд ее синих глаз метался от раана к раану с незатухающей злобой. Солдат поднял вверх свободную руку, и Ун увидел длинную красную царапину на его запястье и что-то стальное, серое, зажатое в пальцах.
– Пыталась меня порезать, господин капитан.
Самка дернулась, точно хотела вернуть самодельное оружие, но получила удар по груди и завыла плачущим голосом.
«Вот бы выпросить эту железяку», – подумал Ун, но отец, конечно, не позволит взять ее.
– Пошли прочь, зверье. Прочь! – рявкнул капитан Нот.
Макаки все поняли и бросились к будкам, торопясь спрятаться за тканевыми занавесами. Ун думал, что они будут подсматривать, но ни в одном окне не появилось ни одной любопытной мордочки.
Самка на земле зашипела, плюнула, и вязкая слюна упала на черную землю в двух шагах от ботинок отца. Он даже не взглянул на нее.
Тем временем второй солдат передал грязный сверток капитану. Он развернул ткань и поморщился, извлекая на свет худого крошечного детеныша макаки. Было в его грязном, перемазанном сажей тельце что-то необъяснимо неправильное, как в выпавшем из гнезда неоперившемся птенце. Сестры однажды выкармливали такого. Но, забывшись, пропустили пару кормлений и он умер.
– Она его обрила, – сказал капитан, проводя рукой по голове детеныша и морщась, – точно обрила. Видимо раздобыла кусок металла на заводе. Или ей кто-то принес.
Он с раздражением обтер руку о тряпку, и застыл, глядя на макушку макаки, потом на отца. Тот проследил за его взглядом и вдруг ругнулся во все горло:
– Паскудники!
Он вырвал детеныша из рук капитана, схватил его за ногу и поднял вверх, держа на расстоянии от себя, как какое-нибудь дохлое животное. Раздался писк, Ун отпрянул в ужасе. Детеныш, пусть и совсем крошечный, был горбат, перекошен на правое плечо, точно весь скелет сместился, и голова его казалась слишком большой. Ун затаил дыхание. Сейчас эта уродливая голова растянет слабую шею, оторвется, полетит вниз, упадет на землю, лопнет, как спелый апельсин. Наружу покажется серое и розовое.