Красный волк

Капитан хотел было что-то ответить, но не успел, дорогу солдатам преградила молодая самка с белой длинной шерстью на голове и такими же белыми полосами на щеках, плавно сползавшими на шею и скрывавшимися под грязной дырявой рубахой. Для обезьяны черты ее морды были очень мягкими, их можно было назвать нежными и по-своему красивыми. Но вот ее светлые глаза блестели каким-то пугающим отсутствием всякой, даже покорной и испуганной обезьяньей мысли. Она проклокотала что-то, постучав себя по животу, повернулась к ним спиной, схватилась за край своей ободранной юбки, наклонилась и задрала ее вверх, что-то призывно крикнув.

– Ах ты ж!.. – ахнул капитан.

Ничего скандального Ун увидеть не успел – солдаты кинулись к макаке, повалили ее на землю, белая шерсть смешалась с грязью, кто-то со всего размаху смачно ударил ее носком тяжелого ботинка в живот. Самка заревела, и Ун тоже тихо вскрикнул. Да, это всего лишь животное, но ей же больно! Больнее, чем тому беззубому самцу. Он открыл рот, не зная, что скажет в следующий момент, но поймал на себе пристальный оценивающий взгляд отца и сделал вид, что просто вздыхает.

Багровый от кончика пятнистого носа до ушей капитан Нот оправил рубашку и повернулся к отцу. Теперь уже обезьяний ужас и покорность отразились в его глазах, но он, кажется, смог взять себя в руки:

– Простите, господин управитель. Порой макаки совершенно неуправляемы. Выкидывают всякие номера. Ума не приложу, с чего эта вдруг решила нарваться на наказание.

– Не вижу порядка и дрессуры, капитан, – только и ответил отец.

Самка, поскуливая, начала отползать в сторону, и один из солдат наступил на ее длинную шерсть, удержав на месте. Отец махнул рукой. Слишком быстрым вышел этот жест, слишком резким. Солдаты из корпуса безопасности совсем не знали отца и не могли понять, какой дурной это знак. Он был уже не просто раздражен, но стоял на пороге гнева.

– Пусти ее и пойдемте. Боюсь представить, что еще тут творится.

Самка сжалась в комок, зыркая на солдат злыми глазами и морща нос. Ее ужасно похожая на лицо морда на какой-то миг сбила Уна с толку, он даже удивился, как сильно она похожа на нечто разумное. Но теперь, после кривлянья, все стало на свои места. Животное есть животное. Ни одна раанка не стала бы вести себя подобным образом и корчить такие мерзкие рожи. Разве что совсем сошедшая с ума, но таких, как правило, отыскивали еще в детстве и отправляли навсегда в бедламы, а самым неизлечимым, опасным или жалким и беспомощным дарили вечный сон. Но вот макаки жили по законам природы. Что для любого разумного существа – безумие и путь позора, то для них – обычное следование инстинктам и сиюминутным желаниям.

Она поняла, что Ун смотрит, и оскалилась в неком злобном подобии улыбки. Ему стало страшно: вдруг самка собиралась напасть? Но отец уже пошел вперед, и не оставалось ничего, кроме как пойти следом, испуганно оборачиваясь через плечо в ожидании атаки.

Ун успел заметить, как капитан что-то шепнул одному из замыкающих солдат. Тот отделился от группы, схватил неуклюже поднимающуюся самку за шерсть и потащил куда-то за шалаши. Она визжала точно пожарная сирена, не то умоляя о милосердии, не то прося помощи, но макаки лишь нерешительно выглядывали из своих убежищ, никто не попытался заступиться за нее. Еще бы! У диких зверей нет и не может быть чувства товарищества, им не знакомо самопожертвование или жалость. А ведь Уну даже эту белошерстную макаку было по-своему жалко. Ее теперь точно накажут!

Если бы какой-то враг напал на империю, и один из вражеских солдат схватил и потащил куда-то раана или раанку, то против него поднялись бы даже безоружные и слабые. Они бы... Ун услышал, как что-то хлюпнуло под подошвой правого ботинка, услышал резкий запах. Не решаясь посмотреть вниз, он пошаркал ногой и прибавил шагу, чтобы не отставать от отца.

Ничего сильно любопытного им больше не попадалось, и пейзаж изменился лишь тогда, когда капитан привел их к северному краю зверинца. Здесь лачуги заканчивались, и шагах в десяти от них начинались ряды и ряды квадратных деревянных будок высотой чуть ниже роста взрослого раана и длинной шагов в пять. В каждой будке были проделаны ровные дверные проемы, завешенные кусками темной засаленной ткани, и по два окна. В одной из крайних будок занавес дрогнул, показались любопытные синие глаза и тут же скрылись, заметив взгляд Уна.

– Здесь держим дрессированных, господин управитель. В этом секторе заводские, рядом шахтовые, у самых стен пахотные.

Вид этого «района» немного сбил гнев отца. Ун сразу заметил, что скулы его расслабились.

– Вижу, у вас тут достаточно четкое разделение.

Капитан, понурый и злой, оживился, видимо, тоже почувствовал едва уловимую перемену в настроении управителя.