Красотки кабаре

– О нет, все было гораздо проще. – Молодой скрипач тоже успокоился и вновь был грустен и задумчив. – У меня есть богатый дядя, которому удалось подкупить охранников и устроить мне побег во время перевозки из одного лагеря в другой. Нанятые им люди снабдили меня фальшивыми документами и доставили на этот пароход, провезя через всю Францию. Мое имя действительно Морис, но настоящую фамилию мне запрещено разглашать… Знаете, фрейлейн, мне кажется, что даже на этом пароходе за мной постоянно следят. Возможно, это просто нервы… Но теперь я твердо знаю одно, – и голос Мориса вновь зазвенел от внутреннего напряжения, – что никогда больше не буду покорным! Лучше смерть, чем снова лагерь!

– Успокойтесь. – И Берта положила свою руку поверх его руки.

Они замолчали, причем Морис смотрел прямо перед собой, а Берта искоса наблюдала за его сосредоточенным лицом. И тут над их головами послышался крик чайки. Через мгновение, заглушая этот крик, взревела пароходная сирена. Оба испуганно вскинули головы, но тут же поняли причину:

– Земля!

Впереди, прямо по ходу корабля, горизонт закрывала плотная и темная полоса.

– Это Большие Антильские острова. Мы почти у цели! – закричал Морис. – Осталось миновать Кубу, Флоридский пролив и Мексиканский залив. Берта!

Они обменялись сияющими взглядами, и вдруг Берта первой обняла его за шею, и они впервые – неловко, смущенно, но радостно – поцеловались.

– А, господин Вондрачек! Признаться, я ждал вашего визита. Ведь это вы прислали ко мне капитана Гильбо?

Приветливость Сильверстоуна ошарашила комиссара. Он кивнул, насупился и молча вошел в каюту англичанина, не преминув окинуть ее беглым взглядом. Сильверстоун перехватил этот взгляд и усмехнулся.

– Присаживайтесь. Я вижу, как у вас слегка оттопыривается правый карман. Что вы для меня приготовили – наручники или револьвер?

– Вы заслуживаете и того, и другого, не говоря уже о виселице…

– В самом деле? И в чем же вы меня обвиняете или подозреваете?

– В убийстве фрейлейн Берты Тымковец, а также господина Ласло Фальвы.

– Давность лет, недоказанность, отсутствие свидетелей, не говоря уже о полном отсутствии у вас всяких законных полномочий… господин комиссар полиции не существующих больше на карте Европы государств – Австро-Венгерской империи и Чехословацкой республики.

– О нет, свидетели все-таки есть.

– Вы имеете в виду Адольфа Гитлера? – В голосе англичанина послышалась нескрываемая насмешка.

– Нет, – раздраженно буркнул Вондрачек, – вас видела служанка гостиницы «Майстринг», что в Кальтенбрюндльберге, где вы убили фрейлейн Тымковец. Кроме того, вы оставили отпечатки пальцев в номере Фальвы и в каюте господина Вульфа. – Последнее заявление было откровенным блефом, ибо Вондрачек и сам понимал всю шаткость своих обвинений.

– О нет! – И англичанин протестующе покачал головой. – К смерти последнего я имею лишь косвенное отношение. Да, не отрицаю, что я находился в каюте господина Вульфа в тот момент, когда с ним случился сердечный приступ. Поняв, что случилось, я сам попытался оказать ему первую помощь, поскольку имею медицинское образование, но, к сожалению, все мои усилия оказались тщетны. Поверьте, мне искренне жаль, что я разволновал нашего бедного русского друга и тем самым поневоле стал косвенной причиной его смерти…

– Искренне жаль? – отчетливо выговаривая слова, переспросил Вондрачек. – А разве существует нечто такое, к чему бы вы относились искренне?

– Не будем вдаваться в эти психологические тонкости, – поморщился Сильверстоун. – Итак, вы можете предъявить мне что-нибудь еще?

– Фальшивый германский дипломатический паспорт на имя Герберта фон Хаусхофера.

– С чего вы взяли, что он фальшивый?

– Накануне прошлой войны вы были секретным агентом Британской империи и, помнится, звались лордом Льюисом Сильверстоуном.

– Ну и что? Разве я не имею права переменить свое имя, тем более что Хаусхофер – это девичья фамилия моей матери, которая была австрийской немкой. А разве человек не волен менять свое подданство, убеждения…

– Скажите короче – хозяев!

Сильверстоун зло блеснул глазами.

– Да, я космополит, и моя единственная отчизна – это власть. Но ведь и вы служите только одному богу – закону.

– Который является воплощением справедливости!

– Ошибаетесь, комиссар. Закон – это инструмент власти, и только она решает, что считать справедливым, а что нет.

Вондрачек с сожалением покачал головой.

– Вы умный человек, господин Сильверстоун. Почему же вы так презираете свободу, что готовы служить любой диктатуре?

– Философский вопрос, комиссар, не слишком уместный в контексте нашего разговора. Однако я вам отвечу. Все дело в том, что всемогущество, даваемое абсолютной властью, – это единственное, что может заменить человеческую тягу к бессмертию, естественную даже у атеиста!

– Кстати, эта штука вам знакома? – И комиссар показал свастику, увитую змеями, – тот самый медальон, который когда-то был на груди покойного Фальвы.