Наконец, третья истина, о которой надо бы помнить, но которую редко берут в расчет при оценке прошлого. Парадоксально, но прошлое – всегда настоящее, для нас оно не такое, каким было в действительности, а такое, каким кажется: прошлое – часть нашей веры. Как можно не верить своим отцам? Именно поэтому новые открытия часто встречаются в штыки только благодаря своей новизне. Мы можем обнаружить, что люди ошибались в своих представлениях о чем-то, но мы не сможем найти ошибку в том, как они оценивали свои собственные представления.
Попробуем вкратце представить, что же человек, живущий на этих островах, омываемых волнами Тёмных веков, знал о своих предках и их наследстве. Осмелюсь предположить несколько простых вещей и расставить их в порядке значимости, как он, этот человек, представлял себе эту значимость. Ведь если мы хотим понять наших предков, сделавших эту страну тем, чем она стала, самое важное, что мы должны сознавать – даже если они в своей практике апеллировали не к реальному прошлому, то сама их память, их представление о прошлом было для них несомненной реальностью.
После благословенного преступления, как называли крестные муки Спасителя мистики-острословы, ставшего для людей того времени практически вторым сотворением мира, святой Иосиф Аримафейский[234]
(один из немногих последователей новой религии, который, кажется, был богатым) отправился под парусом в свою легендарную миссию. После долгих странствий он наткнулся на выводок маленьких островов, казавшихся людям Средиземноморья чем-то вроде последних облаков на закатном небе. Он добрался до западной, наиболее дикой их стороны, и пришел в долину, которая с незапамятных времен носит имя Авалон. Может быть, из-за теплых дождей и зеленых лугов этих западных земель, а может быть, из-за каких-то утраченных преданий, связанных с этим местом, его упорно считали чем-то вроде земного рая – так Артур после битвы на Каммланском поле был доставлен сюда как в райские кущи. Здесь Иосиф воткнул в землю свой посох, и посох пустил корни, обратившись деревом, что зацветает ко дню Рождества.С самого рождения христианство отмечено мистическим материализмом: его душа – тело. С философией стоиков и восточным духом отрицания, ставшими его первыми недругами, оно яростно сражалось за сверхъестественное право лечить реальные болезни реальными вещами. Поэтому реликвии сеялись повсюду, как семена. Все, кто воспринял миссию благой вести, несли с собой вполне осязаемые предметы, которым предстояло стать ростками церквей и городов. Святой Иосиф принес чашу, в которой было вино Тайной Вечери и кровь распятия, в храм Авалона, теперь носящий имя Гластонбери[235]
. Чаша стала средоточием целой вселенной легенд и романов, причем не только для Британии, но и для Европы. Предание, запутанное и ветвящееся, назвало ее Святым Граалем.Эта чаша стала вожделенной наградой для содружества могучих паладинов, пировавших с королем Артуром за круглым столом – символом героического товарищества, которому впоследствии подражали средневековые рыцари. И чаша, и стол были крайне важными символами для психологического эксперимента под названием «рыцарство». В идее круглого стола заключено не только представление об общности, но и представление о равенстве. В нем, пусть и изменившаяся со временем из-за череды исторических ветвлений, заключалась та же самая идея, что и в слове «пэр»[236]
– звании рыцарей Карла Великого. В этом смысле круглый стол был столь же римский, как и круглая арка, также ставшая основой для типизации[237]; и если камни варваров норовили скатиться по другим камням, то замковым камнем арки выступал король.Но здесь к обычаю равенства было добавлено некое неземное достоинство, которое было и в Риме, но не было римским. Речь о привилегии, обратившей вспять все привилегии – отблеск рая, казавшийся столь же неуловимым, как полет фей, парящая чаша, сокрытая от высочайшего из всех героев, но явившаяся тому из рыцарей, кто был лишь немногим старше ребенка.
Реалистичен он или фантастичен, но именно этот роман на столетия сделал Британию страной с рыцарским прошлым. Британия стала зеркалом, в которое гляделось всемирное рыцарство. Эта реальность или эта фантазия – кому как мнится – имела колоссальное влияние на все позднейшие события, особенно на дела, связанные с варварами. Она, эта легенда о рыцарях круглого стола и Святом Граале, как и бесчисленное множество других, местных легенд похоронена под лесом народных сказок, выросшем на них. И тем труднее для современного серьезного ума принять, что наши предки чувствовали себя в этих сказках дома и из них черпали свою свободу. Возможно, песенка, в которой поется, что:
куда ближе к подлинным средневековым представлениям, чем аристократический гонор Теннисона [239]
.