Но за всей причудливостью народных сказаний надо не упустить из виду одну вещь. Особенно она важна для тех, кто закопался в бумагах и полностью пренебрегает устными преданиями. Доверие к бабушкиным сказкам никогда не приведет к столь диким результатам, как ошибки, которые могут быть допущены в случае излишнего доверия к письменным свидетельствам в ситуации, когда их недостаточно. Сейчас все письменные свидетельства о первых главах нашей истории умещаются в объеме небольшой книжицы. Очень немногие события и детали в ней упомянуты, а объяснений им нет вовсе. Одинокий факт, принятый без учета образа мысли того времени, может быть куда более обманчивым, чем любая сказка. Слово, написанное в древнем свитке, без ясного понимания, что оно означает, может привести к результатам откровенно безумным.
Например, нелепо принимать буквально сказку о том, что святая Елена[240]
была не только уроженкой Колчестера, но и дочерью старого короля Коля. Однако такое предположение нельзя считать совершенно невероятным – во всяком случае оно не выглядит настолько глупым, как те вещи, которые можно вывести из документов. Жители Колчестера действительно чтят святую Елену, и возможно, у них действительно был король по имени Коль. Но согласно строгой академической истории отец святой держал постоялый двор, а единственными задокументированными свидетельствами существования Коля являются источники, в которых он просто упомянут. В данном случае попытка выведения истории из письменных источников столь же глупа, как предположение каких-нибудь исследователей из будущего о том, что Колчестер был населен устрицами[241].IV. Поражение варваров
По удивительному стечению обстоятельств слово «близорукий» мы считаем обозначением недостатка, а вот слово «дальнозоркий» – нет, оно скорее напоминает комплимент. Тем не менее и то, и другое равно обозначает проблемы со зрением. Можно справедливо упрекнуть не особенно размышляющую современность в ее близоруком безразличии ко всему историческому. Но в том, что касается доисторического, она катастрофически дальнозорка. И эта катастрофа затронула большую часть людей науки, разыскивающих во тьме незадокументированных веков корни любимых племен или рас. Войны, пленения, незамысловатые церемонии брака, массовые миграции и истребления, на которых основаны их теории, не являются ни частью истории, ни частью предания. Вера в них удивительно наивна – бесконечно мудрее верить в легенды, пусть даже самые простенькие местные сказки. Но и в том и в другом случае вывод должен быть один: то, что мы называем доисторическим, является неисторическим.
Есть и другой путь внесения здравого смысла в критику чудовищных расовых теорий. Используя тот же образ, предположим, что ученые историки трактуют события исторических веков, опираясь на доисторическое разделение народов на близорукие и дальнозоркие. Подобное разделение можно показать на примерах, даже проиллюстрировать. Ученые историки наверняка объяснят упомянутый мной ранее парадокс тем, что близорукие были завоеванной расой, оттого их имя столь презренно. Они нарисуют нам яркие динамичные картины племенной войны. Они покажут, как дальнозорких кромсали в рукопашной топорами и ножами, пока наконец не были изобретены лук и стрелы. Только тогда дальнозоркие получили преимущество, расстреливая своих врагов на расстоянии.
Мне бы тоже не составило труда, пользуясь подобным приемом, сочинить идейный роман, еще лучше – антропологическую теорию. Ведь исходя из этого принципа, распространяющегося как на нравственность, так и на материальную сферу, можно объяснить рост политического консерватизма пожилых людей широко известным фактом – к старости люди обычно становятся дальнозорки.
Но мне кажется, кое-что в этой теории способно поставить в тупик даже ученых историков. Предположим, что за три тысячи лет письменной истории ни в одном источнике, какой бы немыслимый вид он ни имел, не нашлось упоминания о глазном вопросе, из-за которого все произошло так, как произошло. Предположим, что ни в одном живом или мертвом языке не сохранилось сведений об этом, кроме двух упомянутых слов – «близорукий» и «дальнозоркий». Предположим, наконец, что этот вопрос, разделивший надвое целый мир, вообще не задавался, пока какой-то изготовитель очков не озадачился им где-то в районе 1750 года. В этом случае, думаю, нам было бы непросто поверить, что этот физический дефект играл столь значимую роль в человеческой истории. Ровно то же самое можно сказать о физическом отличии между кельтами, тевтонами и латинянами.