Самый волнующий символ современной науки, аэроплан, привлек к себе внимание публики своими эпическими перелетами из Англии и Америки. Бывший военный пилот из Квинсленда Берт Хинклет в 1928 г. первым совершил одиночный полет из Англии в Австралию. В том же году крупный коммерсант Сидней Майер вдобавок к правительственному гранту предоставил свои средства, чтобы Чарлз Кингсфорд Смит и Чарлз Ульм смогли совершить первый перелет через Тихий океан. Майер (Симха Майер Баевский) родился в одном из еврейских местечек в Белоруссии и перебрался в Австралию из России, Кингсфорд Смит родился в Канаде, отец Ульма был французом, а их самолет был спроектирован голландцем, построен в Америке и назван «Южный Крест». Этот полет как бы соединил Австралию с остальным миром. Йоркширская девушка Эми Джонсон чуть не перекрыла рекорд Хинклера, приземлившись в 1930 г. в Дарвине в День Империи, но ее принимали еще более помпезно: «Она не только покрыла расстояние между Англией и Австралией; она пролетела над Сахарой, над которой не летали ни мужчины, ни женщины». Популярность аэропланов достигла апофеоза с созданием Воздушной медицинской службы, доставлявшей лекарства в глубь континента.
Молодые общества часто путают новизну со свободой. Первые поколения австралийцев считали, что они могут отказаться от прошлого, чтобы расчистить себе путь в новую жизнь, но у них не было при этом пугающих предчувствий. Теперь же прошлое предстало в виде скопления всех зол, обуявших Европу и остальной мир, показало истощение старой цивилизации и ее атавистическое безумие, которое легко могло охватить саму Австралию. «Это современное движение заряжено вековой проказой», — предупреждал один австралийский художник, возвратившийся из-за границы в 1927 г. Символичным подтверждением мысли о том, что угроза Австралии исходит от европейских стран, стала эпидемия гриппа, которая поразила Европу в конце войны. В 1919 г. это заболевание унесло 12 тыс. австралийцев, несмотря на предпринятые карантинные меры.
Вирус не был единственным патогенным фактором. В Австралии подвергали цензуре те публикации, которые расценивали как подстрекательские и оскорбительные, дегенеративное искусство — осуждали, нежелательных чужестранцев — депортировали. В 1920 г. в Австралийском Союзе были введены новые ограничения при получении гражданства. В рамках процедур допуска в страну иммигрантов и натурализации иммигрантов стала применяться сложная система классификации разных рас и национальностей. Для выходцев из Южной Европы и других нежелательных иммигрантов были введены квоты, процедура натурализации теперь зависела от результатов теста на политическую лояльность, предписанного Агентством безопасности Австралийского Союза — еще одного продукта прошедшей войны.
Политика исключения или эксклюзии была проявлением одновременно тщеславия и трусости. Меры по защите местных производителей через политику «Нового протекционизма» распространились на всех получающих зарплату работников, затем — через рынки и вспомогательные механизмы — и на фермеров. Меры по защите расовой чистоты предпринимались для того, чтобы уберечь Австралию от всех угроз для гражданских и моральных ценностей, приходивших из-за рубежа. Австралия была не одинока в своих установках. Защитив на Парижской мирной конференции интернационализм, Соединенные Штаты Америки затем повернулись спиной к Лиге Наций, но сделали это с позиции силы. Один американский дипломат, посылавший в 1925 г. свой отчет в Вашингтон, был поражен обнаруженными им сходством и различиями в обеих странах. Американский изоляционизм был позитивным и самоуверенным, а его австралийская версия — вынужденной и оборонительной. Американский дипломат писал: «Доминирующий мотив в жизни большинства людей здесь — это эгоизм». Люди не проявляли инициативы, жили сегодняшним днем и начинали действовать лишь тогда, когда не было иного выбора. На скачки 25 апреля пришло больше людей, чем на церемонию, посвященную Дню АНЗАК. «У этого народа не хватает духа… в их прошлом нет ничего, что затронуло бы их национальные чувства». Несмотря на высокие пошлины, установленные на продукцию стран, не входящих в Британскую империю, американский импорт возрос и составлял более четверти всей иностранной торговли. Американские фильмы, комиксы и джаз жадно поглощались австралийцами, невзирая на все призывы к ограничению их проникновения. Британская же культура представлялась австралийцам слишком напыщенной, а местная — слишком провинциальной. С другой стороны, жизнь Тихого океана казалась более блестящей и в то же время более реальной.