Политика ориентировалась на расширение сельского хозяйства. Когда приглашали иммигрантов из Британии, искали тех, кто будет работать на земле. Делая займы, финансисты в государственном казначействе говорили о прокладке железных дорог в новые районы сельскохозяйственного производства, о проектах орошения, школах, больницах и других усовершенствованиях, связанных с освоением земель. Возвратившимся военнослужащим оказывали помощь главным образом путем предоставления им собственных ферм. Таким образом правительство расселило 40 тыс. диггеров. Правительственные схемы организации торговли были рассчитаны на то, чтобы убедить британского потребителя покупать австралийское масло. Научный институт Австралийского Союза усиленно изобретал средства борьбы с вредителями и занимался улучшением пород скота. Ставшее популярным выражение «безграничная Австралия»23
указывало на источник изобилия — землю, которой для полного расцвета нужен только труд и капитал. Само слово «развитие» в 1920-х годах было синонимом освоения земель и связанных с этим работ, финансируемых государством.Более плотное расположение поселений возродило йоменский идеал самодостаточности. Некоторые из новых ферм возникали на окраинах заселенных земель, сложившись в пшеничный пояс в глубине Западной Австралии, а вырубка густых лесов на юго-западе этого штата давала земли для развития мясо-молочного хозяйства. С другой стороны континента сельскохозяйственные угодья врезались обширными полосами в пастбища, вытесняя скотоводов дальше в глубь материка. Семейная ферма превратилась в основную ячейку первичного производства и самой сельской жизни.
Таким фермерам в основном хватало собственных рабочих рук (хотя в числе иммигрантов, которым была оказана государственная поддержка, насчитывалось 20 тыс. сельскохозяйственных рабочих), но вместе с тем они были связаны с рынком через участие в коммерческих предприятиях, требовавших немалых вступительных взносов, и зависели от наличия сельскохозяйственной техники, удобрений и других ресурсов. Многие из них оказались в больших долгах, пока они расчищали землю, чтобы сделать ее пригодной для производственных нужд. Это было неблагоприятным обстоятельством, поскольку и в Европе фермеры пришли в себя после войны и вместе с производителями из Нового Света стали бороться за рынки сбыта. В конце десятилетия цены перестали расти, и увеличивавшаяся неудовлетворенность фермеров укрепила позиции Аграрной партии.
Эти трудности увеличили отток сельского населения в города, которые быстро разрастались (Сидней прошел миллионную отметку в 1922 г., Мельбурн — в 1928 г., и в сумме их жители составляли в это время более трети населения страны) и поглощали значительную часть новых инвестиций. Почти половина частных капиталовложений в это десятилетие была потрачена на строительство жилых домов, а бремя государственных расходов увеличилось за счет обеспечения возникающих пригородных зон транспортом и коммуникациями. Процесс благоустройства, в свою очередь, поддерживал разнообразные отрасли промышленности. Сделки с недвижимостью дали новый толчок финансовому сектору. Строительство, обслуживание и приобретение обстановки для новых домов стимулировала создание кирпичных заводов, лесопилок, производство труб, красок, оборудования для текстильных фабрик, мебели.
Шоссейные дороги и городские улицы заполнились автотранспортом, и к 1929 г. по количеству частных автомобилей Австралию превосходили только Соединенные Штаты Америки, Канада и Новая Зеландия. Новые электросети позволили австралийским фабрикам наладить выпуск бытовых приборов: если лишь немногие еще могли похвастаться электрической плиткой или холодильником, то большинство все же располагало утюгом, пылесосом и радиоточкой. С появлением облегчающих труд приборов возникли большие возможности для отдыха и проявилась тенденция оснащать свое жилище современными и удобными вещами. Сигареты сменили трубку, бороды уступили место чисто выбритым подбородкам, а длинные юбки превратились в легкие платья.
Австралийцы к этому времени читали запоем. «Садились кругом у камина, — вспоминала одна читательница свое детство в начале ХХ в., — не было ни радио, ни телевизора, только чтение всей семьей, кругом у камина, и книги. И мы читали и читали каждый вечер». В межвоенную эпоху австралийцы стали также активными слушателями. Радио появилось как красивый предмет мебели для гостиной, а первые радиопередачи воспринимались как публичное мероприятие; но по мере распространения радио его стали слушать, оставаясь наедине с приемником. Появление звука оживляло образный мир кинематографа. Точно так же автомобиль возродил романтику путешествий, освободив автомобилиста от оков расписания движения транспорта; а возможность разогнаться на «открытой дороге» давала ощущение удобства и свободы. Из мелькающих образов современности и синкопированных звуков удовольствий утвердилось представление о 1920-х годах как о времени роста и обновления, избавления от тягот войны.