Краткая история белковых тел.(СИ)

Дядька Никита, задремал в это время послеобеденным сном - легким, неглубоким. Воздух со свистом вырывается из его беззубого рта. Меня тоже начала охватывать послеобеденная дрема, глаза тяжелеют, дыхание замедляется.

- Слышь, студент, а ты чё сюда вообще приехал? Чё забыл тут? - резкий голос Петра возвращает меня из сонного царства. - Героем заделаться хочешь?

- Почему сразу героем? - я срываю травинку, сую её в рот, чувствуя горький привкус полевого растения. - Решил вот защищать русский мир.

- А чё его защищать? Он сам защититься! Русский мир большой...

На этот аргумент я не знаю, что ответить. Он, действительно, большой этот русский мир и без меня с его защитой, наверное, как-то справятся. Но, есть ведь что-то такое, что привело меня сюда, на землю, где идут бои, летают снаряды, свистят пули и льётся кровь.

Опять коротко задумываюсь, как и раньше, о причинах своего поступка.

Наверное, все дело в справедливости, а для меня справедливость не абстрактная тема. Я считаю, что каждый человек имеет право на свободу выбора: языка, земли, спутника жизни... Так, думается мне, и в этом смысле я либерал, проповедую либеральные ценности. Только здесь имеется одна странность - мой либерализм не совпадает с западным. Разница во взглядах кроется, как видится, только в одном, в слове "каждый". Я наивно думаю, что универсальными правами должен обладать каждый, в то время как на циничном и прагматичном Западе считают, что они принадлежат только избранным, тем именно, кто проживает на этом самом Западе.

"Вот и разобрались, - с удовлетворением думаю я, - теперь знаю, за что воюю. За справедливость!"

Намереваюсь умно ответить Петру, но старший Безручко не дождавшись, пока я соберусь с мыслями, уже мирно дремлет, как и дядька Никита.

11.

- Ты гля, к нам гости! - раздается удивленное восклицание Николая со стороны блокпоста.

Сон как рукой снимает. К моему удивлению, дядька Никита и Петр энергично вскакивают с травы, как ни в чем не бывало, подхватывают автоматы и бегут занимать позиции. У них спокойные, сосредоточенные лица, словно перед этим они бодрствовали, были на чеку, выслеживая врага, а не валялись разморенные едой и солнцем на земле, похожие на двух уставших крестьян после страды.

Я едва поспеваю следом.

По горячей полуденной дороге катится в нашу сторону серый "Жигулёнок". На фоне асфальта он плохо заметен, кажется небольшой точкой, медленно перемещающейся по дорожному полотну. Вроде запыленного жука, ползущего вдоль тропинки.

Слышу, как рядом Петро передернул затвор - резкий щелчок возвращает меня к действительности. Тоже снимаю предохранитель, поставив на стрельбу очередями, и оттягиваю на себя затворную раму, досылая патрон в патронник. Это занятие, щелчки, ощущение металла в руках, запах смазки - мне нравятся. Я чувствую себя мужчиной, занимающимся настоящим делом, а не офисным планктоном, развешивающим никому не нужные постеры в метро.

К этому приятному чувству примешивается и холодок опасности. Вот сейчас, может быть, начнётся бой, настоящий, не пейнтбольный, на который мы как-то ездили в банке, и где мне грозило только пятно от краски. Теперь же майку может испортить натуральное кровавое пятно от пули, пролетевшей сквозь меня, разорвавшей мне внутренности.

Гоню прочь от себя неприятные мысли и смотрю сквозь прицел на подъезжающую машину. Навстречу ей выходит из-за мешков Коля, энергично машет рукой, чтобы ехавшие люди остановились. "Жигуль" плавно тормозит. На поверку оказывается, что это "девятка" цвета мокрый асфальт, видавшая виды, изрядно потрепанная - краска снизу дверей частично облупилась, а передняя боковая фара разбита.

Дверь со стороны водителя медленно открывается, появляется мужчина, одетый просто, как обыкновенный пейзанин - в майке, шортах и шлепках на босу ногу. Пассажиркой у него тяжелая грузная женщина. Жена, наверное.

- Куда едите? - слышу вопрос Николая. Его голос спокоен, он не волнуется - это обыкновенные колхозники, они не представляют опасности.

Мужчина что-то отвечает, но мне не слышно. К разговору присоединяется женщина.

- Да мы к куме едем, шо за дела?

Микола, как зовет его дядька Никита, подходит к ним, просит документы.

Я продолжаю наблюдать за гостями, но краем глаза замечаю, что Петро с дядькой Никитой уже расслабились, поставили автоматы на предохранители и сняли их с мешков. "Так что, проверка закончена?" - задаю себе риторический вопрос и тоже ставлю автомат на предохранитель. Холодок опасности тает, отпуская внутренности, и у меня остается осадок, похожий на сожаление от не случившегося приключения. Наверное, такое же сожаление бывает от неудовлетворенной любви. Хотя какая она, эта неудовлетворенная любовь? У меня вообще никакой не было. Так мне кажется, по крайней мере.

Пока младший Безручко рассматривает паспорта, я наблюдаю за путешественниками. Они не выглядят подозрительными, но в детстве я читал много детективов и потому, внимательно всматриваюсь в лица, надеясь уловить признаки врага или, как говорят украинцы: "Ворога".