Краткая история Франции

Из всех вождей революции Максимилиан Робеспьер – самый загадочный и сложный для понимания человек. Несомненно, он был и самым честным. Прекрасно образованный идеалист и красноречивый защитник бедных и угнетенных, он провел кампании за всеобщее избирательное право для мужчин и отмену рабства во французских колониях. Он последовательно выступал против войны, утверждая, что «для политика нет идеи нелепее, чем думать, что достаточно завоевать чужую страну, чтобы люди приняли их законы и конституцию. Никто не любит вооруженных миссионеров». Он был страстным поклонником Жан-Жака Руссо, томик «Социального контракта» (Le Contrat Social) всегда лежал у него рядом с кроватью. И именно Робеспьер придумал девиз Liberté, Egalité, Fraternité, который до прихода евро писали на всех французских деньгах. Он проголосовал за казнь короля, но только, по его словам, в качестве «сурового исключения из обычного закона».

Как же так случилось, что именно его, больше всех остальных революционеров, мы связываем со злодеяниями террора? Возможно, что к этому времени его психика уже была серьезно расстроена, и он искренне боялся за будущее революции, составлявшей главный смысл его жизни, которому, по его мнению, грозила опасность. Серьезных оснований для таких опасений не было: иностранные державы вторгаться уже не собирались, возможностей для восстановления монархии тоже не существовало – дофин, Людовик Карл, ребенок девяти лет, страдал от туберкулеза костей. После смерти мальчика в июне 1795 г. граф Прованский, живший тогда в Вероне, провозгласил себя королем Людовиком XVIII, как того требовал его долг, но пройдет еще девятнадцать лет, прежде чем он вступит на престол. Революция практически завершилась. Да, она не выполнила всех своих обещаний: экономика находилась в упадке и бедные по-прежнему протестовали против высоких цен на продовольствие. Тем не менее король был мертв, и Франция стала республикой.

Робеспьер, однако, не понял этого. Для него революция продолжалась, а его огромная власть и авторитет позволяли ему склонять на свою сторону других людей. Какие бы чувства ни говорили ему противоположного, он убедил себя, что цель оправдывает средства. Вот что он сказал Конвенту 5 февраля 1794 г.:

Основа народного правления во время революции одновременно и добродетель, и террор; добродетель, без которой террор пагубен; террор, без которого добродетель бессильна. Террор есть не что иное, как справедливость, скорая, требовательная и непреклонная. Таким образом, он является проявлением добродетели; он не столько принцип, сколько вывод из общего принципа демократии, применяемого в случаях крайней необходимости для Отчизны.

И поэтому, несмотря ни на что, он поддерживал террор; более того, он его олицетворял. А когда в конце концов колокол прозвонил для самого Робеспьера, его смерть оказалась самой ужасной.

После удаления со сцены Робеспьера неизбежно произошел драматичный сдвиг вправо. Закон от 22 прериаля отменили; было предложено даже, что больше не следует казнить аристократов за их происхождение, а духовенство за исполнение их обязанностей. Якобинский клуб закрыли, с улиц исчезли красные колпаки свободы. Многие деятели, чьи имена были связаны с террором, последовали за своим лидером на эшафот. Не повезло только, что зима 1794/95 г. оказалась самой холодной на памяти людей: замерзла Сена, голодающие волки приходили в городки и деревни, а при первых признаках весны неожиданная оттепель привела к разрушительным паводкам. Для sans-culottes ситуация была тяжелее, чем перед началом революции. Увеличилось количество бунтов и гневных демонстраций, все они были жестоко подавлены. Вскоре гильотина заработала как никогда активно.

На этом этапе монархистам показалось, что реставрация наконец возможна, – но продолжалась эта иллюзия недолго. Планы восстания на юге раскрыли и быстро с ними разобрались; силы политических эмигрантов, которым британское правительство предоставило деньги, обмундирование и военно-морскую поддержку, действительно высадились на южном побережье Бретани, но их разбил двадцатисемилетний генерал Лазар Гош. Больше семисот из них, в основном дворяне, были расстреляны в британской форме по обвинению в государственной измене. Однако в Париже дух реакции был силен как нигде. Представляя в августе 1795 г. новую конституцию, известную как Конституция III года, Франсуа Антуан де Буасси д’Англа произнес слова, которые могут вызвать дискуссию даже сегодня: