Краткая история Японии

Школа национальных наук (кокугаку-ха) занималась изучением не китайской, а японской истории, литературы и религиозных традиций. Возглавляли ее Камо-но Мабути (1697–1769), подробно изучивший Манъёсю, чтобы сделать эту древнюю антологию понятной читателям XVIII века, и Мотоори Норинага (1730–1801), которому удалась еще более сложная задача обновления и интерпретации хроники Кодзики и который также написал ценные комментарии к сочинениям хэйанских классиков, и Хирата Ацутанэ (1776–1843), специалист по синто. В основе кокугаку лежала филология, и достижения Мотоори в этой области по-прежнему вызывают уважение. К сожалению, он позволил своему вполне понятному энтузиазму в отношении всего японского перерасти в совершенно необоснованную враждебность к китайской культуре. Хирата пошел еще дальше и, хотя в его творчестве прослеживаются отголоски искренней религиозной идеи, так стремился всеми способами продемонстрировать присущее японцам от природы расовое превосходство, что скатился в ксенофобию и высмеивал без разбора все, что ему было известно и о Западе, и о Китае.

Эти крайности, как и тот факт, что они легли в основу современного ультранационализма, снискали ученым японской школы дурную репутацию. Тем не менее нужно сказать несколько слов в их защиту. Национализм – это сила, которую в современном государстве можно обратить как на благо, так и во зло, и хотя приверженцы кокугаку в свое время слишком остро реагировали на престиж китайской науки, они вместе с тем выдвигали вполне обоснованный тезис, что национальное общество, в котором они живут и для которого пишут, – суть Япония, а не Китай. С литературной точки зрения они начали красноречивое и весьма похвальное наступление от имени истинного человеческого чувства против бесплодного бесстрастия конфуцианцев. И наконец, хотя отношение неосинтоистов к прошлому было искажено верой в национальные и расовые мифы, их идеология представляла будущее более свободным и открытым, чем давно ушедший воображаемый золотой век конфуцианцев. Пока в стране сохранялся императорский трон и продолжали почитать ками, никакие политические изменения, например индустриализация или широкое распространение западной политической и интеллектуальной культуры, не могли считаться слишком радикальными.

Кокугаку пользовалась определенной официальной и частной поддержкой, но никогда не угрожала идеологическому превосходству китайской научной школы. То же самое можно сказать и о рангаку, или голландских (то есть западных) науках, которые медленно развивались, получив изначальное поощрение от Токугавы Ёсимунэ, и постепенно превратились в третью ветвь академических изысканий. В первой половине XIX века высокопоставленные и высокообразованные японцы осознавали, что в некоторых сферах деятельности, в частности в медицине, географии, навигации, астрономии и составлении календарей, а также в артиллерии, современная западная наука далеко опережает традиционные китайские и японские науки.

Центром притяжения для тех, кто интересовался рангаку, стало голландское торговое поселение в Нагасаки – его на разных этапах карьеры посещали очень многие японские ученые. Регулярные посольства Нидерландов в Эдо давали возможность получить дополнительные сведения. Но, пожалуй, самым важным источником информации о Западе для японцев оставались китайские книги. Ёсимунэ разрешал ввозить их, при условии, что в этих текстах ничего не говорится о христианстве. Перед учеными школы рангаку стояло множество препятствий, в большей степени обусловленных внутренними трудностями их задачи, чем официальной или конфуцианской оппозицией [140]. Контакты с западными учеными были в лучшем случае спорадическими. Кроме того, постоянную проблему представляла собственно коммуникация, то есть попытки понять, что говорят и о чем пишут иностранцы: чтобы создать первый, весьма несовершенный голландско-японский словарь, потребовались годы. И все-таки дело медленно шло вперед. Особое внимание школа рангаку уделяла практическим наукам. Западная философия и политика не были и не могли быть изучены столь же тщательно, однако в начале XIX века появилось несколько публикаций, касавшихся истории новейшей (Соединенных Штатов Америки) и древнейшей (Египта), а в одной книге, написанной в конце 1820-х годов, было дано краткое и несколько неточное описание британской парламентской системы при Георге IV.