Тем временем транскультурация, этот динамичный двигатель латиноамериканской идентичности, продолжается. Так, например, капоэйра, афро-бразильский сплав танца и боевого искусства, обрела приверженцев всех рас по всей Бразилии и во всем мире. Напротив, в Баие, главном центре развития капоэйры, чернокожая бразильская молодежь приняла как ямайское регги, так и американскую соул-музыку как свои собственные, а в Рио-де-Жанейро среди молодежи из фавел распространилась отдельная, их собственная версия гангста-рэпа. Синкретические внуки западноафриканских религий, в том числе бразильский кандомбле и его кубинская кузина сантерия, с конца XX века приобрели множество новых верующих, черных и белых. Обе эти религии включают пантеон богов, каждый из которых связан с той или иной стихией – примерно как у древних греков. В частности, подростки-серферы в Баие, когда гребут в прибой, обычно отдают себя в руки Йеманжи, богини моря. Другая быстро растущая религия, умбанда, своеобразно сочетает в себе африканские и европейские элементы, формируя нечто уникально бразильское. Церемонии кандомбле и умбанда включают моменты одержимости, когда верующие чувствуют, как ими завладевают некие невидимые силы. В традиционном кандомбле эти силы интерпретируются как западноафриканские боги, но в умбанде большинство из них – бразильские духи, в том числе духи коренных народов и африканских рабов. Многие новообращенные, особенно если говорить об умбанде, белые и принадлежат к среднему классу.
Еще одна волна религиозных изменений, преобразовавшая Латинскую Америку в 2015 году, но гораздо более масштабная, – это подъем протестантизма, особенно в Бразилии, но также и в других местах, от Чили до Гватемалы. Среди наиболее быстро растущих протестантских групп сейчас можно назвать пятидесятников и другие евангелические конфессии, зародившиеся в США: когда-то миссионеры посеяли в Латинской Америке евангелическое христианство, и с тех пор оно полностью акклиматизировалось и регулируется самостоятельно. После четырех столетий почти поголовного – по крайней мере номинально – католичества Латинской Америки некоторым странам, похоже, предстоит стать на четверть (если не больше) протестантскими. Мормонская церковь посылает, пожалуй, самые последовательные и настойчивые волны молодых, уверенных в себе миссионеров. Теология освобождения продолжает отступать после холодной войны, но нет никаких признаков снижения религиозной энергии латиноамериканских католиков, которые неформально делают святыми умерших идолов поп-культуры и оставляют подношения (включая автомобильные фары) в придорожных часовнях. Даже папский престол теперь занимает аргентинец, известный своей скромностью, терпимостью и непоколебимой преданностью футбольному клубу Сан-Лоренсо.
Нет, Латинская Америка уже не та, что прежде, как я и говорил в первой главе, ссылаясь на огромные изменения, произошедшие с окончания холодной войны. В целом жизнь в Латинской Америке сейчас больше напоминает жизнь в США. Произошла заметная американизация взглядов, практик, институтов и материальной культуры. Более того, сегодня между полушариями гораздо больше взаимосвязей, и есть даже ощущение, что и север, и юг сталкиваются с одними и теми же глобальными проблемами.
Взять для примера экологические проблемы Латинской Америки. Нетронутые пляжи, девственные леса и бесчисленные виды животных исчезают здесь, как и везде на планете. И самая большая проблема – глобальное потепление – та же, с которой сталкиваемся мы все. Разрушение окружающей среды, по-видимому, неизбежно происходит при капитализме, и на развивающихся странах оно сказывается намного хуже, чем на развитых, потому что и предотвращение, и преодоление его обходятся дорого. Кроме того, позволить фабрикам загрязнять окружающую среду – все еще один из способов привлечения транснациональных корпораций. Хорошо известный пример – уже описанный пояс макиладор вдоль границы Мексики с Соединенными Штатами.