В результате все было подготовлено для революции, которую в 1940-х годах начал Аберкромби, считавший Лондон «устаревшим городом» и предложивший перестроить с нуля самые его основы. Лондон, по его словам, нужно было «приспособить к веку моторов», а его исторические кварталы низвести до состояния притягательно старомодных анклавов. Так начался, несомненно, самый деструктивный период в истории Лондона: сотни тысяч лондонских рабочих загнали в муниципальные жилые комплексы, многие из которых были так плохо спроектированы, что потребовали довольно скорого сноса. Разрушались сложившиеся сообщества, выбрасывались на ветер огромные суммы, жителей выселяли из викторианских домов, которые куда дешевле было бы реставрировать. Деморализованные градостроители и обескураженные политики в конце концов признали свое поражение и предоставили рынок недвижимости его собственной судьбе, что в большинстве случаев означало, что он будет определять правила игры без оглядки на что-либо, кроме финансовых интересов. Столица попала из огня да в полымя.
Стратегическое планирование в Лондоне на рубеже XXI века, казалось, почти испустило дух. Никто уже не спорил о том, поощрять или сдерживать продолжающийся рост Лондона. Старые районы, пережившие бомбардировки и Аберкромби, в целом были защищены включением в местные заповедные зоны. Но планирование в более широком смысле ограничивалось документами и благими намерениями. Новый Лондон не проявлял никакой видимой заботы о сочетаемости современных зданий со старыми (что было само собой разумеющимся в зарубежных городах). Высотные здания строились без всякой связи с существующим ансамблем улицы. Почти не предпринималось усилий по регулированию плотности застройки, вида эксплуатации здания и социального состава жителей. Магазины на местных главных улицах оставили медленно умирать. Лондонская «небесная линия» была предоставлена собственной судьбе.
Самые пылкие дискуссии велись о том, кому Лондон «принадлежит». С XIX века большие территории все больше превращались в городки для представителей одного и того же класса. Эта ситуация быстро менялась. В 1960-х и 1970-х годах во многих боро, где проживал средний класс, возникали пятна муниципальной застройки, а ряд районов проживания рабочего класса подвергался джентрификации. Никогда не было вполне ясно ни то, до какой степени эти изменения следовало измерять количественно и регулировать, ни то, на какой теории городской демографии это регулирование должно быть основано.
На мой взгляд, на великие города никто не имеет «исключительного права». Лондон всегда был ареной иммиграции и эмиграции, домом людей, беспрестанно «приезжающих и уезжающих», говоря словами Олсена. На этом основана его экономическая жизнестойкость. В XXI веке, когда треть жителей Лондона родились за границей, идею запретной для иммигрантов зоны воплотить невозможно. Равно нереалистичной была и идея закрепления того или иного района за определенной группой или классом (так пытались, судя по всему, сделать в середине XX века). Помню, как сэр Робин Уэйлс, бывший в течение двадцати шести лет сначала главой совета, а затем мэром Ньюэма, сказал мне, что проблемы его боро можно в одной фразе сформулировать так: «У нас просто недостаточно среднего класса». Ньюэму не хватало «критической массы» покупательной способности и местного предпринимательства; во многом это было обусловлено избыточным количеством муниципальной недвижимости.
В то же время Лондон как город всегда сохранял свою особую душу. Это коллектив сообществ, коллектив граждан, которые в эпоху демократии, естественно, желают в определенной степени контролировать то, что происходит в окру́ге. Им нужна защита от бездушного рынка недвижимости, поглощающего традиционные места работы, досуга и шопинга. Они хотят, чтобы их сообщества имели до некоторой степени смешанный социальный состав. Рассказ Анны Минтон о том, как жителей снесенного Хейгейта в 2008 году расселяли по пригородам, повторял, хотя и не в столь жестком варианте, историю расселения жителей Саутуорка ради строительства железных дорог во времена королевы Виктории.
Современные города должны лучше заботиться о нуждах общества, чем это позволяли извращенные стратегии домостроительства, описанные в предыдущей главе. Продуманный город приноравливает тенденции рынка недвижимости к нуждам бедных слоев населения, трудовых мигрантов, а также к необходимости сохранять преемственность и связность прежних районов. Он заботится о бездомных и нетрудоспособных.