Краткая история Лондона

Лондон – конгломерат подобных контрастов, и я признаю, что в этом отчасти состоит его очарование. Это средоточие разнообразия и эксцентричности: лондонцы привыкли к несовместимым уличным ландшафтам, к вечному спору настоящего с прошлым. Все города являются продуктом борьбы этих сил, борьбы потребностей рынка недвижимости с усилиями властей направить этот рынок на достижение какой-то более глобальной цели. Лондон был необычен изначально. Он зародился не как крепость или оплот религии. Его целью была торговля, и потребности торговли определяли его разрастание в давние времена. Власти пытались регулировать это разрастание, но без особого успеха. Как сказал о Лондоне своего времени живший в XII веке Уильям Фицстивен, «город поистине великолепен – когда у него хороший правитель»[179]. Но последнее бывало редко.

Со времен Тюдоров город всегда был озадачен вопросом, как именно следует ему расти дальше. Распланировав первый Ковент-Гарден, Звездная палата предписала конкретную планировку площади и даже конкретного архитектора – Иниго Джонса. Целью одного из первых разрешений, выданных на строительство вокруг Линкольнс-Инн-филдс в 1643 году, было «посрамить алчные и ненасытные предприятия лиц, которые что ни день стремятся заполнить и без того скудный остаток свободного места в этой части города ненужными и не представляющими выгоды зданиями». Под «выгодой» подразумевалась выгода «для общества».

Со времен Великого пожара правительство возложило на себя право лицензировать строительство за пределами Сити, предписывать нормы безопасности улиц и их форму. Его вряд ли заботило здоровье или благосостояние подданных и уж тем более «зловонные ремесла», представители которых самовольно расселялись где придется к востоку от Сити вдоль реки. Но к западу корона сотрудничала с владельцами земли, которой предстояло стать плацдармом для расширения Лондона, чтобы обеспечить «выгоду» для столицы. От планировки Сент-Джеймс-сквер до строительных законов XVIII века и предприятий Джона Нэша и Томаса Кьюбитта – все это время имел место консенсус относительно того, как должен выглядеть Лондон.

Итак, зажиточные горожане наслаждались улицами и домами, которые были, по всей вероятности, чище и просторнее, чем улицы и дома любого другого города мира. Они были построены в классическом стиле, но никогда не были претенциозными – во всяком случае, до эпохи Нэша, – а различные классы недвижимости, утвержденные законом, должны были служить всем классам общества, за исключением самых бедных слоев. Построенные в итоге здания оказались исключительно гибкими в применении, несмотря на колебания рынка недвижимости. Даже сегодня на чердаке где-нибудь на задворках «мьюзов» может скрываться цифровой стартап, а за внешним лоском особняка в Спиталфилдсе – потогонная швейная мастерская. Самые дорогие офисы в мире находятся не в одном из небоскребов Сити, а вокруг Беркли-сквер, застроенной в XVIII веке. Неверно и то, что террасная застройка и площадь-сад служили чисто буржуазным вкусам. Когда в 1984 году Би-би-си искала «пролетарскую» натуру для своей лондонской мыльной оперы «Ист-эндцы», местом действия была выбрана не муниципальная высотка, а вымышленная викторианская «Альберт-сквер»; съемки велись на Фассетт-сквер в Далстоне.

Лондон не спешил переходить от регулирования зданий к демонстрации заботы об инфраструктуре и жилищных условиях бедноты. Здесь критическим моментом стало появление железных дорог, обусловленное рынком. Со времен Великого пожара ничто так не перетряхивало рынок недвижимости, как железные дороги; они-то и обратили внимание общественности на крайнюю бедность, в которой, по данным Мэйхью и Бута, жила тогда четверть лондонцев. С 1840-х по 1880-е годы бушевали споры – сначала о состоянии городского водоснабжения и канализации, а затем о жилье для бедных. В последнем случае первыми отреагировали благотворители и уж затем – медленно и в муках рождавшееся демократическое муниципальное самоуправление. Только с наступлением XX века Лондон получил институты управления, которыми другие города Англии пользовались с 1830-х годов.

Даже и тогда прошло немало времени, пока Совет графства Лондон и столичные боро занялись модернизацией города. А пока растущее желание лондонцев сбежать от трущоб удовлетворялось за счет постоянного расширения в пригороды – «кругов на воде»: город никак особо этому не помогал, разве что обязал железнодорожные компании пускать обязательные «поезда для рабочих». Лондон все рос и рос. За полвека с 1880 года его земельная площадь выросла в феноменальные шесть раз; новые пригороды поглотили почти весь Мидлсекс и части Эссекса и Суррея. Между тем во внутреннем городе происходила «обратная джентрификация» по мере того, как наступал срок окончания первых аренд времен Виктории, и полуразвалившиеся улицы занимали те, кто не мог себе позволить сбежать в пригороды.