В колонии требовалось навести порядок. Колонию необходимо было «просушить» и приструнить зарвавшийся Ромовый корпус. Колония нуждалась в твердой руке, в начальстве, при котором никто даже пикнуть не посмеет, не то что бунтовать. Поэтому несколько странно, что в 1806 году британское правительство назначило губернатором капитана Уильяма Блая. Да-да, того самого, против которого поднимали мятеж на «Баунти». Видимо, правительство рассудило, что за семнадцать лет та история надежно поросла быльем и больше против Блая никто никогда восставать не подумает.
Поладить с Блаем было нелегко. Его представление о мире сводилось к тому, что все кругом неправы, прав только он один. Корпус Нового Южного Уэльса, по его представлению, составляли в лучшем случае «несусветные срамники, охламоны и головорезы»[52]
.Блаю эта «оголтелая солдатня» не нравилась совсем. И еще меньше нравилось, как они глазеют на его дочь Мэри, поэтому идти на компромиссы он не собирался. Противостоял ему капитан Джон Макартур — бесчестный махинатор, солдафон и бутлегер, наживший себе самое большое состояние в колонии. Блай был сволочью неприкрытой и откровенной. Макартур был сволочью подлой и лживой.
Блай конфисковал у Макартура перегонный аппарат. Макартур пришел в ярость и потребовал, чтобы Блай вернул его (абсолютно незаконную) собственность. Блай не только отказался, но и удвоил ставку — отправил Макартура под суд. Под суд Макартур отправился в беспечном настроении — он знал, что присяжных придется набирать из солдат и свободных поселенцев, а они все прикормлены и уже успели возненавидеть нового губернатора. В день слушаний Макартура встретили ободряющие возгласы присяжных — и солдат, демонстративно собравшихся у здания суда. И без того свирепый Блай свирепел все больше. Он послал за командиром полка, майором Джорджем Джонстоном, и потребовал, чтобы тот призвал своих молодчиков к порядку. Джонстон ответил запиской с извинениями: прошлым вечером он, напившись, разбил повозку, поэтому сделать, увы, ничего не может — неважно себя чувствует.
Блай в ярости вернулся в губернаторский особняк и принялся ломать голову над следующим ходом. Макартур, в отличие от него, свой следующий ход знал заранее. Важная роль в плане отводилась рому.
Когда ближе к вечеру солдаты выпустили Макартура из тюрьмы, у него уже было заготовлено воззвание к Джорджу Джонстону — арестовать Уильяма Блая и принять руководство колонией. Сто сорок подписей набралось почти сразу. Вечером в казарму набилось триста солдат. Они выпили и пошли на губернаторский особняк — с музыкой и песнями. Веселый получился поход. Сопротивления мятежники почти не встретили. Собственно, единственным человеком, вставшим на их пути, была губернаторская дочь Мэри, которая попыталась остановить триста солдат кружевным зонтиком от солнца. Блая отыскали под кроватью.
Ровно через двадцать лет после высадки Первого флота, 26 января 1808 года, Австралия пережила свой единственный военный переворот. Этот день до сих пор отмечается как День Австралии (в честь высадки, а не переворота), а само событие вошло в историю как Ромовый бунт.
Руководство Австралией принял Джордж Джонстон. В свое время он первым из военных сошел на австралийский берег. Он служил здесь с самого начала. Он даже взял в жены заключенную — воровку кружев Эстер Абрахамс, которая теперь стала первой леди. На улицах жгли чучело Блая, солдаты в честь победы жарили баранов — Австралия как-никак, здесь все заканчивается барбекю.
И все пили ром.
Дисциплина, олицетворяемая Блаем, рухнула, оставив Австралию под властью военных, ловкачей и рома. И вот тогда на британские власти снизошло озарение. В 1809 году они прислали очередного губернатора — идеальную кандидатуру для этого коварного континента. Он был военным, пропойцей и мошенником. Звали его Лаклан Маккуори, и в противостоянии с ним Ромовый корпус был обречен.
Гениальность Маккуори заключалась в том, что он видел жулика в каждом, отдавал должное чужой бесчестности и принимал ее как данность, а потом обжуливал все жулье скопом. Именно таким образом он положил начало системе австралийского здравоохранения.
Нормальной больницы в Сиднее не было. Был сарай. Поэтому строжайшее предписание от лорда Каслри, министра по делам колоний, «запретить употребление крепкого спиртного» Маккуори по прибытии выбросил в мусор и первоочередной целью назначил строительство больниц. Финансирование для своего плана он решил обеспечить за счет продажи монополии. Монополии на ром.
Маккуори выбрал трех богатых свободных поселенцев и обратился к ним с деловым предложением: эксклюзивное право на импорт 60 000 галлонов рома в течение трех ближайших лет в обмен на новенькую больницу. У него даже чертежи имелись наготове. Инвесторы обдумали предложение и поняли, что срывают огромный куш. Стоимость больницы — гроши по сравнению с выгодой от концессии на выпивку. Наблюдающие со стороны военные, скорее всего, уже прикидывали, как будут обходить монополию. И никто не читал написанное мелким шрифтом.