Лейтенант-губернатор Гроуз был военным и состоял в особом подразделении, созданном для охраны новой колонии, — корпусе Нового Южного Уэльса, он же 102-й пехотный полк, он же «рейнджеры залива Ботани», он же Ромовый корпус, он же Корпус ромовых бочонков, Ромовый полк и Окаянные. В Ромовый корпус отправляли отбросы британской армии. В буквальном смысле: вышвырнутые из прежнего полка, они соглашались на перевод в Австралию как замену трибуналу, тюрьме или виселице (кто-то, впрочем, предпочел виселицу). В Австралию ехали не на курорт. Там не велись победоносные войны, не высились золотые горы и не дожидались прелестные генеральские дочки. И пить там было почти нечего. Это вам не Индия, не Южная Африка и прочие лакомые места. Это непаханая, неприветливая, не знающая холодильников земля, где все женщины — преступницы и шлюхи в самом что ни на есть прямом смысле. И денег не заработаешь, потому что денег тут, тоже в самом прямом смысле, не водится. В этой части план лорда Сиднея пока исполнялся неукоснительно.
Как же тогда военные продавали ром? В ответе на этот вопрос — ключ к пониманию экономического устройства колонии. Она развивалась как бартерное хозяйство, где труд обменивали на еду, землю или любую другую ценность — что найдется. Основную массу населения составляли заключенные, чей труд был принудительным, поэтому, чтобы заставить их выполнить что-то сверх положенного, требовалось посулить какое-нибудь приятное вознаграждение. А поскольку, кроме рома, ничего приятного в этой треклятой антиподской дыре не водилось, принцип намечался такой — у кого ром, у того и власть над колонией. Тут-то и проявился гений лейтенант-губернатора Гроуза.
Большинство историков называют ром валютой Нового Южного Уэльса, однако на самом деле он был больше чем валютой. Он был инструментом социального контроля. Ром являл собой парадокс: контроль над его потреблением означал тиранию, но потребление вело к анархии. Последующие двадцать лет ромом заведовал Ромовый корпус — и за счет этого обогащался, но что еще важнее, обретал всемогущество. На губернаторском посту один за другим сменялись ставленники Лондона с предписанием прекратить торговлю спиртным, и раз за разом они терпели поражение, потому что торговля ромом оставалась единственным рычагом власти.
В 1795 году из Лондона прибыл следующий губернатор — Джон Хантер. С собой он вез бумагу, в которой приказывалось положить конец торговле ромом. Военные вежливо объяснили, что́ он может сделать с этой бумагой. Предупредительный молодой лейтенант по имени Джон Макартур растолковал, что без рома заставить заключенных работать не получится никак, и Хантер понял безвыходность своего положения. Он сознавал, насколько опрометчивым было решение выдавать ром населению, целиком состоящему из преступников, но препятствовать не стал. Через год своего пребывания на посту он с прискорбием описывал, к чему это привело:
…к почти полному исчезновению любых проблесков духовности; распространению азартных игр; частым ограблениям; и, с тревогой должен добавить, к ряду недавних ужасных убийств, — иными словами, к полнейшему падению дисциплины и наплевательству на заботу властей.
Однако имелись и положительные моменты. В частности, ром был угоден Богу — учитывая, что первую церковь в Австралии возвели заключенные. За работу их вознаградили 50 фунтами мяса, 3 фунтами табака, 5 фунтами чая и 20 галлонами рома. Наверное, им грело душу, что они трудятся во имя Господа, — хотя, возможно, на них просто действовало горячительное.
И все же минусов у рома хватало. Подробных описаний попоек у нас не очень много, но, судя по всему, без азартных игр не обходилось никогда. По крайней мере, по свидетельству единственного в колонии (и недовольного своим положением) священника, который о пьяных играх отзывался так:
Заключенными в такой степени овладевал азарт, что некоторые, проиграв все припасы, деньги[51]
и сменную одежду, ставили на кон и проигрывали последнюю рубаху со скорбного своего плеча и стояли перед подельниками в чем мать родила, смущаясь своей наготы ничуть не более, чем неразумные туземцы.Важно отметить, что поселенцы не все время ходили пьяные. Алкоголь поступал в ограниченных количествах, поскольку только так Ромовый корпус мог сохранить богатство и власть. Командир корпуса — в редком порыве откровенности — писал, что «чрезмерные ограничения, наложенные на ввоз крепких спиртных напитков, делали их для колонистов неизмеримо более вожделенными и умножали все то зло, которое призваны были сократить».
Таким образом, груз судна «Хоуп» был одновременно возбудителем хаоса в обществе и инструментом контроля над ним. Заключенные «не останавливались ни перед чем [говорит священник], чтобы его добыть, и в качестве платы за работу предпочитали спиртное любому другому предлагавшемуся им провианту или вещам».