Краткая история российских стрессов. Модели коллективного и личного поведения в России за 300 лет

Я все жду, когда растрескаются каменные поверхности тех, кого мы зовем «они», с их дурацкими кличками и телохранителями, и из-под них выглянут юношеские несерьезные лица щеголявших в джинсиках и завывавших что-то забубенное.

Вера Инбер. Засушенный листок российской словесности. Писатель- орденоносец. Три мужа.

Он — капитан, и родина его — Марсель.
Он обожает ссоры, шум и драки,
Он курит трубку, пьет крепчайший эль
И любит девушку из Нагасаки.

Это она. Знаменитый шансон. Лев Троцкий — ее дядя (двоюродный). Одесситка, первым браком — на улице Ришельевской. Парижанка. И это тоже она:

Мы Красной Пресне слово предоставим,
Продлим регламент Ленинским горам…

Дальше не хочу.

И снова она:

Собачье сердце устроено так:
Полюбило — значит, навек.
Был славный малый и не дурак
Ирландский сеттер Джек.

Или

Я радуюсь тому, что я одна,
Что я не влюблена и не любима,
Что не боюсь я солнцем быть палима
И стать смуглей кофейного зерна.

Двузначие. Человек, скрывающийся под другим человеком. Человек в скорлупе — и без. Вечная молодость, вечная изменчивость, вечная подвижность, вечная гибкость мысли — это не каменный футляр поэта-орденоносца, или темнейшего костюма-орденоносца, или темнейшей юбки-орденоносца, или всего того, что мы напяливаем на себя темноватого, будучи орденоносцами и строя серьезные лица на возвышениях, с которых вещаем.

Что еще почитать

У автора.

Миркин Я. Правила неосторожного обращения с государством. М.: АСТ, 2020.

• Покаяться. Вяземский. С. 188–189.

• Перевернуться. Сергей Алымов. С. 201–202.

• Миркин Я. Правила бессмысленного финансового поведения. М.: АСТ, 2022.

• Реквизиция со вкусом. Зинаида Морозова. С. 38–39.

• Передел по-соседски. Лидия Кашина — Есенин. С. 52

В журнале. Легко найти в Интернете:

Миркин Я. Гаврилиада. Пушкин (2021). Родина, № 4. С. 86–91.

П. Клее

Беги

Прочь

Есть люди, которых не должно быть, они уже не должны существовать, и единственное, что сохранило им жизнь — это то, что в своей главной поворотной точке, налево пойдешь — не жить, направо — жить долго и счастливо, они выбрали именно ту дорогу, где жить.

Только силы судьбы, или полное безрассудство, или строгое следование моральным законам, или же отчаяние, или просто инстинкт вместе с энергией, которыми мы полны, бросают нас на эту дорогу. Мы не должны думать, не должны рассчитывать, бессмысленно что-то рассчитать, мы просто делаем то, что должно, к чему нас тянет, путаясь и сокрушаясь, но вдруг оказывается, что по-другому было сделать нельзя и только так мы остались живы.

1943. Побег. Сребник

Борис Сребник. Дата рождения неизвестна. Придумал сам, когда ему в 1949 г. делали документы — 29 декабря 1934 г. Сребник? Неизвестно. Дал себе имя сам. Отчество — сочинил. Ари- стократический. Умнейший. За ним в огонь и воду. Он — выживший мальчик из минского гетто.[506]

Мы все — выжившие. Наши семьи пронесли нас — будущих — через ад и ямы XX века. Но он — особенный. Два с лишним года в гетто. В 1941 г. — ему семь лет. В день последний, в день погрома, в день окончательного убийства гетто — чуть больше девяти. Дальше мелькают кадры, мелькают его рассказы, мелкая, детская, дотошная память.

1941

Исход из Минска, 20-е числа июня 1941 г., к радиостанции под Минском, на грузовиках. Там служил отец. Через 20 километров семьи сгрузили, всюду немцы. Отца и всю команду радиостанции повезли дальше. Им дали форму, новую. И он ушел. Ушел с другими, служить. Никто нигде никогда его больше не видел. Пыль, обочины, немецкие десанты. Дымный воздух. Ему семь лет. Семья молча бредет в Минск, домой.

Отца — больше нет. Нет в воздухе, нет в глазах, нет в голосе. Но семья еще есть: в ней дедушка, в ней мама, в ней дядя, тетя, тетя. И дети — 14, 15, 8, 7. Девочка, мальчик, девочка, мальчик. Хотя нет — уже нет дяди. Сапожник, Иосиф — его забрали первым. Мужчины отделялись. Спецы отделялись. Сначала были к ним дороги. Еще знали, где они работают. Еще ему носили — в семь лет — в железной коробке из-под пулеметных патронов вишневые листья, чтобы закурить. Закурить. Но его уже нет. Месяц — другой — и он пропадет. И его не будет — не будет голоса, его не будет в воздухе, не будет нигде.