Краткий философский словарь

Благодаря особенности видеть сны и сновидения человек стал более конструктивно относиться к миру жизни. С другой стороны, он «догадался» о существовании мира, недоступного опыту. «Если бы человек не встречался с драконами и грифонами в своих снах, быть может, он никогда не додумался бы до идеи атома». Еще более важное значение в процессе развития человека и общества М. придает изобретению лингвистических и других символов, способности к общению, упорядочиванию мира, из которых рождаются ритуалы и мифы. Повторяясь, миф сакрализуется, становится священным. Взывая к священным силам, человек приобретает привычку контролировать свое поведение. Миф, игра, символ, ритуал, песня, танец, как подчеркивает М., изначально занимали в жизни сообществ более важное место, нежели утилитарный труд или производство орудий.

Именно в точке пересечения и взаимодополнения этих «символических» искусств «Человек Познающий и Постигающий предстает в той роли, которая характерна для всей его позднейшей истории: он теперь не просто уныло борется за существование, хватая и собирая, изготовляя орудия и охотясь, но уже отчасти отстраняется от этих животных потребностей – танцует, играет, рисует, лепит, жестикулирует, гримасничает, подражает, разговаривает… и возможно, впервые смеется. Именно смеху, а не орудиям предстоит отличать человека и утверждать его господство».

Окультуривание человеком себя, природы и животного мира «вызвало пробуждение жизненных сил, сопровождавшееся чувством благополучия и безопасности», что нашло выражение в образе жизни человека неолита. Неолитический способ существования (кроме использования каменных орудий) напоминает проживание в деревне до наступления периода современной урбанизации. Прочное, устойчивое общение, полововозрастное разделение труда, коллективность производства, «отсутствие любознательности, эксперимента, гармония внутренней («принцип удовольствия») и внешней («принцип реальности») жизни – таковы «реальные успехи неолитической сельской общины». Дальнейшее развитие общества требовало иного устройства. К третьему тысячелетию до н. э. складывается авторитарный социальный организм с централизованной властью. Новое общество образует своеобразную пирамиду социальной иерархии. В центре находится институт царской власти. Идея царя связывается с идеей управления и ограничения человеческого своеволия. Абсолютная власть нуждается в отлаженном механизме послушания.

Так появляется, по М., «миф машины» как «тотального механизма», унифицирующего всех людей, превращающего их в «вещи», которые можно использовать для выполнения заданий и поручений как «покорное стадо». Все становятся винтиками «мегамашины». Мегамашина – это «архетипическая форма», которая получает у М. различные названия в зависимости от условий ее функционирования. Одновременно в этих различных наименованиях выявляется сущность этого сложного понятия. Если речь идет о взаимодействии социального целого независимо от возможностей непосредственных физических контактов, М. называет ее «незримой машиной»; если речь идет о коллективной организации труда – «рабочей машиной». Если же речь идет о механизмах принуждения и уничтожения, то мегамашина именуется «военной машиной». М. считает эту мегамашину самой ранней моделью из всех позднейших машин, хотя постепенно акцент смещался с «человеческих рабочих звеньев на более надежные механические элементы».

В основе этой коллективной машины лежали богословско-магические представления. Посредством мегамашины царская власть стремилась сделать «силу и славу Небес достоянием человека». Мегамашина навязывала людям способы принуждения, наказания и награждения, заставляя человека выполнять одно-единственное задание в течение всей жизни; она расчленяла человека, стандартизовала все сферы жизни. Мегамашина как осуществление стремления к невозможному призвана была создать картину «вечной жизни». Для нее невозможного не было (об этом свидетельствуют грандиозные сооружения древних египтян, вавилонян, народов Индии, Греции, Рима). Благодаря участию в «машине» человек ощутил свои возможности. Именно это, по мнению М., явилось важной составляющей так называемой «городской революции».