Краткий конспект истории английской литературы и литературы США

Соответствует ли мораль этого автора общечеловеческим представлениям о гуманизме? Даже Ясен Засурский, литературовед сугубо прокоммунистического толка, в своей строго идеологизированной книжке «Американская литература XX века» (1984) отмечает: «В американской литературе Джек Лондон продолжает гуманистическую линию Уолта Уитмена».

«Чего ж вам боле?» Разве не достаточно, чтобы понять, что Джек Лондон — писатель талантливый, плодовитый и разнообразный? Что он не научит читателя никаким мерзостям? Что, напротив, научит мужеству, добру, пониманию красоты и любви к человеку, природе?

А с прокрустовым ложем идеологических мерок, увы, тут ничего не выйдет. Может быть, этим Джек Лондон, в самом деле, и велик.

Было бы так же трудно ограничить какими-либо рамками творчество такого крупного писателя, как

ГЕНРИ ДЖЕЙМС (1843—1916).

Думается, нельзя о нем толковать, не говоря попутно о его родном брате Уильяме Джеймсе (1842—1910), философе и психологе, о котором мы упоминали как об авторе термина «поток сознания».

Их отец Генри Джеймс-старший был вольнодумствующим теологом. Человек довольно богатый, он много путешествовал. С двумя совсем маленькими детьми семья провела в Европе два года (1843—1844), а затем несколько лет кочевала по США. Мальчики сменили несколько школ, а в 1856 году были отправлены на учебу в Европу. В Женеве, Лондоне, Париже, Булони, Бонне они усваивали языки и нравы «другого мира». Это входило в намерения отца, который, не давая им привыкнуть к какой-то одной почве, желал «вскормить их на другой — богатейшей и многослойной почве человеческой души» (Ричард П. Блэкмур).

Оба и сделали изучение человеческой души своей профессией.

Автор книги с красноречивым названием «Общество и преображенный человек», Джеймс-отец передал сыновьям свое неприятие общественного уклада и свою привычку преодолевать препятствия. Уильям и Генри-младший, унаследовав от него и способность к интенсивной духовной и творческой жизни, судили о человеке и окружающем его мире, выходя за пределы этого мира.

Философ Уильям ненавидел все формы тирании и всевластия: Он восхищался бесконечной изменчивостью Вселенной. В борьбе бедных людей с материальными невзгодами философ видел формирующий характер героизм, хоть и признавал, что, если эта борьба складывается слишком неблагоприятно Для личности, человеческий дух, скорее, будет сломлен, чем закален.

Писатель Генри Джеймс также видел направленность Вселенского зла против личности. Но, проникая в суть, испытывал чувство превосходства над обществом. И в современности — источнике ежедневной боли — видел присутствие вечности, его манившей.

Прагматик Уильям Джеймс демократически полагал, что представления истинны, если они полезны, а философия должна удовлетворять потребности не только философа, но и простого человека.

Генри Джеймс через десять лет после знакомства с Тургеневым и Флобером, которое сделало из него писателя, приобрел уже репутацию одного из самых рафинированных авторов. «Он был современен до мозга костей», — говорит о нем Р. Блэкмур. Поэтому слава усложненного и отчужденного писателя скорее разочаровывала его, чем льстила ему. Но попытки создать «популярные» пьесы закончились провалом: даже брат осудил эти его опыты. Уделом Генри было создание вымышленного мира вместо реальной жизни, не дававшей удовлетворения.

Мерл Керти пишет о Уильяме Джеймсе: «Его знание основано на громадном опыте, конкретных реалиях, терпимости к инакомыслию, предпочтении выбора и риска». Как психолог Уильям Джеймс полагал разум инструментом приспособления к окружающей действительности. Как философ он стремился примирить религию, биологию с ее теорией наследственности — и свободную волю, выбор и человеческие усилия.

Взгляды Генри Джеймса не воплотились в теоретические идеи, способные оказывать личности практическую помощь. Они существовали как образы, метафоры, в лучшем случае — как эстетические формулы.

Создавая, как уже было сказано, свою собственную реальность, он сталкивал ее с обыденными фактами, мещанской тупостью и заставлял своих героев делать выбор между отталкивающей, враждебной действительностью и интеллектом, в исключительных случаях — высший выбор: между жизнью и смертью. В этом конфликте добро и зло порой причудливо капитулируют друг перед другом. Но всегда через интеллект и вкус писатель выражает торжествующую идею человеческого достоинства.

Интересно упомянуть, что его брат, психолог, рассуждая о свободе воли, был уверен, что «психология никогда не дойдет до такого совершенства, чтобы быть в состоянии применять математически точные измерения к индивидуальным волевым актам», и утверждал: «Усилие воли составляет сокровенную сущность нашей духовной природы, мерило, при помощи которого мы оцениваем достоинство человека».