В 1919-м Хаксли женился на бельгийке Марии Нис и в том же году стал сотрудником журнала «Атенеум», редактируемого мужем известной писательницы Кэтрин Мэнсфилд Мидлтоном Марри, которого под именем Берлепа впоследствии вывел в романе «Контрапункт» (1928).
В 1920-м вышел сборник его рассказов, а через год — первый роман «Желтый Кром», за которыми последовали «Шутовской хоровод» (1923) и «Опавшие листья» (1925).
Для романов Хаксли характерны блещущие остроумием диалоги и бросающийся в глаза цинизм в обрисовке интеллектуалов, которые ведут свои длинные изысканные разговоры в экзотической обстановке загородных домов или выходящих на Средиземноморское побережье террас: в 20-е гг. Хаксли жил в Италии, а к концу десятилетия переехал в Санари, близ Тулона.
Обрисованные с поразительной наблюдательностью поэты и светские дамы, лицемеры и влюбленные населяют эти интерьеры.
В текст романов Хаксли часто включает стихи, например такие:
Писатель называл свои произведения романами идей, рупорами которых являются их персонажи. Эти идеи автор сталкивает весьма парадоксально, отдавая предпочтение тем, которым он придает серьезное значение, и подвергая уничижительному сарказму мнения недостойные. Один из близко знавших Хаксли людей вспоминал, что писатель, «будучи в ударе, мог разбрасывать идеи с изяществом, элегантностью и радостью играющего в мяч дрессированного дельфина».
Романы Хаксли очень скоро завоевали признание читающей публики. Леонард Вулф назвал их «выдающимися и смелыми, восхитительно написанными, забавными, остроумными, мудрыми и интеллигентными».
Далеко не забавной, однако, оказалась антиутопия «Бесстрашный новый мир» (1932).
Еще в «Желтом Кроме» Хаксли вывел похожего на птицеящера Скоугена, в уста которого вложил некоторые свои опасения относительно путей исторического развития человеческого общества. Скоуген говорил о литературе и социологии, любви и обычаях. Касался он и футурологии: в обществе будущего этот провидец видел три класса — руководящую интеллигенцию, людей веры и стадо; в этом обществе манипулировали человеческим сознанием, царила автоматизация и механизация — и не было места для какой-либо духовности.
Идеи Скоугена, страх писателя перед бурным научно-техническим прогрессом и его недоверие к новому общественному строю, воцарившемуся в России, легли в основу «Бесстрашного нового мира».
Эпиграфом к роману Хаксли взял слова Н. Бердяева из книги «Новое средневековье» (1923): «Но утопии оказались гораздо более осуществимыми, чем казалось раньше. И теперь стоит другой мучительный вопрос, как избежать окончательного их осуществления».
Эпиграф и имя, которое носит героиня романа — прелестная куколка Ленайна (оригинальное написание — Lenina) — ясно говорят о намеке Хаксли на коммунистический тоталитаризм.
В государстве, обрисованном Хаксли, существует жесткая социальная вертикаль и навязывание нижним социальным уровням удовлетворенности своим положением. Уже в детстве «особям» внушают во сне, что «теперь каждый счастлив». Каждая каста получает свою газету или радиопередачу. Христос у Хаксли заменен автомобильным магнатом Фордом — свидетельство технократического характера мироустройства и способ принудительного единения под флагом научно-технического прогресса.
Бердяев в 1923 г. не верил, что можно вымуштровать людей «настолько, чтобы они чувствовали себя хорошо в социальном муравейнике, полюбили казарменную жизнь, отказались от свободы духа».
Хаксли через девять лет показал, что это вероятно.
Советский строй доказал, что это реально, по крайней мере, на неполные три четверти столетия.
Потому в год смерти писателя Е. А. Домбровская доказывала, будто в своей антиутопии «Хаксли пугает читателей, что при народоправии погибнет все прекрасное, что материальная обеспеченность „губит душу“ народа»: ложь насквозь пропитала нас — настолько, что мы не замечали, как лжем сами себе...