Но если Бака непосредственно следующая за этим эпизодом сцена тоже только смешит, то Аменофиса она повергает в еще большее смятение: две похоронные процессии схватились в воротах кладбища из-за того, что, преследуя свою выгоду, распорядители кладбища продали им одну и ту же усыпальницу...
«Как могут быть люди праведными, если чиновник плутует, а жрец не верует?» — в отчаянии взывает юноша к своей возлюбленной.
Нефертити появляется на страницах романа довольно рано. Исторически происхождение ее неизвестно, сообщает писательница и развивает свою версию: девочка была дочерью Аменофиса III и нубийской жрицы Луны. Ее кормилица — жена шурина фараона. Юный наследник случайно знакомится с Нефертити в доме своего дяди и воспитателя, и девочка выражает ему свою симпатию и искреннее почтение. Отрок теряет покой. Именно любовь к Нефертити делает его мужчиной: влияние властной матери меркнет перед зовом нового чувства, ревность к которому с трудом удается преодолевать царице. Окружающие с недоумением видят, что наследник престола относится к этой девочке как к равной. Нефертити сказала юноше: «Ты мой свет, а скоро станешь светом мира». А он ей признается, что понял: «преисподняя с ее змеями и чудовищами — порождение кошмарных снов людей, их проступков и страхов», а в роще Осириса ему открылся свет истинного бога, дотоле посещавшего его лишь в видениях: бога света, жизни... И Нефертити добавляет: «И любви: все женщины поклоняются любви».
Внутренне наследник престола уже объявил войну жрецам Амона, захватившим и осквернившим религиозную власть. Становление Аменофиса как мужчины совпало с вызреванием тех перемен, которым суждено было случиться с его восшествием на престол. Наступило томительное время ожидания. Разочарование постигло юного богоискателя после встречи с верховным жрецом храма Атона: тот попросту не понял идеи божества света, жизни и любви. Аменофис возвращается к дискуссиям с Мериром и собственным медитациям и наблюдениям за природой. К изумленной радости Бака, он не только понимает идею скульптора об освобождении художников от пут традиций, но идет дальше — собственноручно делает на дощечке рисунок, запечатлевший утку в движении, тогда как воображение самого Бака поначалу «несмотря на его дерзкие идеи, находилось в плену старых форм». Будущий фараон ставит перед художником условие: отражать правду момента, правду индивидуальности и, наконец, правду чувств. Характерно, что, придя наконец к власти, юный Аменофис IV прежде всего делает Нефертити своей женой, а следующим главнейшим шагом считает сооружение нового храма Атона и утверждение новых путей искусства, чтобы научить художников и поэтов открывшимся ему истинам, предоставив царице-матери выслушивать ежедневные доклады визиря и главного казначея о делах при дворе и в провинциях, в армии и за границей.
Первая работа Бака как придворного скульптора — статуя Аменофиса IV — повергает его отца и учителя в такой ужас, что тот отрекается от сына. Но сам фараон и те, кто составляет узкий круг его ближайших друзей, довольны результатами его усилий: портретное сходство и живость скульптуры поразительны.
Ближайшее окружение молодого правителя пользуется его довернем, в этом кругу царит простота обращения, ни придворный этикет, ни ритуалы не соблюдаются: фараону достаточно, что никто из его друзей не позволяет себе вести себя фамильярно ни с ним, ни с его возлюбленной. И даже учитель Мерир со времени восшествия своего ученика на престол стал менее суровым и скованным формальностями.
Народ любит своего нового владыку: он запросто общается с подданными во время выходов на улицы столицы и даже врачует страждущих — говоря языком современным, с помощью гипноза.
Фараон поражает свою мать тем упорством, с каким с рассвета до заката отправляет бесчисленные молитвы и обряды религиозного очищения.
А также тем, что с женщинами из своего гарема он только беседует.
Но те утешают царственную мать, говоря, что «у божественного фараона на все своя пора». И правда: вскоре становится известно, что Нефертити ждет ребенка. Гораздо серьезней избыточное миролюбие юного фараона: «У меня есть Нефертити, скоро будет ребенок — и надо мной сияние Атона», — говорит он. А умудренная государственным опытом мать уточняет: «Счастье, что у тебя есть еще и армия».
Верховный жрец Айпи и сонм его приспешников намерены, как сообщают Аменофису, «осрамить Бога Солнца в день освящения нового храма», таким образом унизив и фараона. «Даже боги должны порой совершать расчеты», — резюмирует царица-мать и объясняет сыну:
«Те, кто с Айпи, легко убедили себя, что верны фараону и богу, сказав себе, что фараон одержим демонами, а их единственная цель — спасти себя и возвратить на путь, по которому ты на самом деле хочешь идти. Все эти люди уверены, что знают, как надо жить, а надо жить так, как жили всегда». Даже сам Айпи, уверяет она, не собирается свергать Аменофиса: ему надо только напугать юного правителя, показать свою власть при дворе.