Остальная часть крестьянства, увы, 85% произведенного везла не в город, а использовала для собственных семей. Это объяснялось постоянной нехваткой орудий производства и недостатком тягловых лошадей. В 1926 – 1927 годах 40% пахотных орудий составляли деревянные сохи; треть крестьян не имели лошади, основного «орудия производства» в крестьянском хозяйстве. Неудивительно, что урожаи были самыми низкими в Европе.
Такая «архаизация» выразилась также в замкнутости крестьянского общества на самом себе, в возврате к натуральному хозяйству и остановке механизма социальной мобильности. 1920-е годы стали периодом расцвета сельской общины – органа действительного крестьянского самоуправления.
Община ведала всеми вопросами коллективной жизни, но уже не осуществляла, как раньше, мелочной административной опеки за каждым крестьянином – членом общины, эта функция перешла к сельсоветам и местным партийным ячейкам.
При общем сокращении производительности труда избыток сельского населения составлял 20 миллионов человек.
По сравнению с дореволюционным периодом крестьяне проиграли в очень важной области – товарообмене. Промышленные товары были дорогими, плохого качества и, главное, труднодоступными. В 1925 – 1926 годах деревня переживала страшный недостаток сельскохозяйственного оборудования.
Государственные же закупочные цены на зерно были очень низкими и часто не покрывали даже себестоимости. Выращивать скот и технические культуры было гораздо выгоднее. Этим и занимались крестьяне, пряча зерно до лучших времен, когда им могла представиться возможность продать его частным лицам по более высокой цене.
Неизбежный в таких условиях рост закупочных цен на свободном рынке не вдохновлял крестьян на продажу продуктов государству. Дефицит товаров и заниженные закупочные цены, делавшие для крестьян невыгодной продажу зерна, заставили их принять единственно логичную экономическую позицию: выращивать зерновые, исходя из собственных нужд и покупательных возможностей.
Эта тактика крестьян объяснялась, помимо всего, воспоминаниями о продразверстке. Крестьянин, таким образом, производил столько зерна, сколько было ему необходимо для пропитания и возможных покупок, при этом отлично понимая, что стоит властям заметить у него малейший достаток, как он сразу будет причислен к «классу эксплуататоров». Пока за это не расстреливали. Но память о Гражданской войне была свежа.
Специалистов по селу среди большевиков не имелось, но то, что НЭП не превратила российскую деревню в райские кущи, производящие зерно для продажи за валюту «империалистам», пришедшие на смену Ленину вожди сумели понять.
Но они сделали совершенно нелепый вывод из ситуации, решив, что закупочные кампании срываются из-за кулаков, которые скрывают излишки зерна осенью, для того чтобы продать их весной по более высоким ценам.
В действительности провал закупочной кампании (количество зерна уменьшалось с каждым годом: в 1926 – 1927 годах было закуплено 10,6 миллиона тонн, в 1927 – 1928 годах – 10,1 миллиона тонн, а в 1928 – 1929 годах – 9,4 миллиона тонн) объяснялся враждебным отношением не только кулаков, а всего крестьянства, недовольного условиями купли-продажи и политикой властей.
И власти начали закручивать гайки. Без жалости вытаптывались различные формы кооперации, начиная с артелей и кончая «товариществами по совместной обработке земли» (ТОЗами), которые возникли стихийно и к 1927 году уже объединяли около миллиона крестьянских хозяйств. Абсолютно заброшенными оказались совхозы.
Это кажется тем более удивительным, что совхозы были редкими островками государственного сектора в деревне. Однако они не могли быть образцом для мелких землевладельцев, так как были крайне бедными. Что же касается селекции семян, улучшения культуры землепользования, многополья, укрупнения хозяйств, распространения агрономических знаний в деревне, обучения агрономов и механиков – все это было записано в решениях и документах, принимавшихся на самом высоком уровне. Однако чаще всего такие решения оставались на бумаге.
Промышленность за годы НЭП тоже не оправдала надежды большевиков, не обеспечивала крестьян необходимыми товарами. Но вместо изменения стратегии (например, частнику – мелкий бизнес, государству – оборонку) власть задумала централизованную индустриализацию при абсолютном приоритете тяжелой промышленности.
Единственный трезво мыслящий большевик Дзержинский, глава Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ), ратовал за развитие легкой промышленности, которое принесло бы государству быстрые прибыли, частично удовлетворило бы запросы крестьян и создало бы технологическую базу для промышленного рывка.
Дзержинского жестко критиковали. В июле 1926 года затравленный противниками поэтапного подъема экономики Дзержинский умер. После его смерти председателем ВСНХ стал Куйбышев – невежественный человек, далекий от экономики, но близкий Сталину.