Тот поставил своей целью уничтожение НЭП и «сверхиндустриализацию», поскольку постоянно росла безработица, и население надо было чем-то занять. К тому же НЭП с ее постоянной циркуляцией серьезных денежных масс (что хорошо описали Ильф и Петров в «Золотом теленке») привели к коррупции, порожденной существованием целого слоя посредников, мелких спекулянтов и частных торговцев, заключающих сделки с продажными чиновниками при одобрении не менее продажных партийных бонз.
В обществе существовали две иерархии и два пути для карьеры: один (уже отмирающий) основывался на богатстве, в общем весьма относительном, – путь нэпманов, предпринимателей и торговцев, другой (на взлете) определялся местом в государственном или партийном аппарате.
Существование паразитической бюрократии, культурный застой, коррупция, распущенность, невозможность продвинуться по службе, безработица угрожали Советской власти. В стране, отсталой почти во всех отраслях народного хозяйства, общество, которое построили ценой огромной крови большевики, приобретало вид социума, где заправляли тунеядцы, паразиты, спекулянты и продажные чиновники. Ежедневно увеличивалась пропасть между идеей и несбывшейся реальностью.
Социальная деградация при снисходительном потворстве властей привела к тому, что в конце 1920-х годов подавляющее большинство коммунистов высказалось за необходимость «большого скачка» вперед, который означал бы, как во времена «военного коммунизма», возврат к источникам и чистоте революционного учения, «извращенного» новой экономической политикой.
Стенограммы обычных партсобраний говорят о том, что к концу НЭП рядовой коммунист не имел никакого представления о сути экономических процессов в стране. Но в том, что «кулака и нэпмана пора бить», были уверены все.
Отклики споров, сотрясающих руководящие круги, доходили до партячеек в искаженном, намеренно упрощенном виде, через двойной фильтр курсов политграмоты и присланных сверху инструкторов.
Так, судя по стенограммам, спор между Сталиным и Троцким сводился к тому, что первый «хотел строить социализм в СССР», а второй не хотел.
Когда в 1930 году секретаря партячейки попросили дать определение «правой позиции» Бухарина, он дал следующий ответ, удивительный по своему невежеству и наивности: «Правый уклонизм – это уклон вправо, левый уклонизм – это уклон влево, а сама партия прокладывает дорогу между ними».
Сила сталинской позиции была в идентифицировании ее с «центризмом», исходившим от ЦК, крайней простоте и невероятном схематизме, что делало ее доступной большинству непросвещенных партийцев. Любой политический спор сводился к борьбе «генеральной линии» центра, рупором которой был ЦК, с разными уклонами.
Коммунистам постоянно напоминали об «угрозе капиталистического окружения» и, следовательно, об опасности для Советской власти любого конфликта в руководстве партии, вызванного политическими спорами. Партии следовало сплотиться вокруг «генеральной линии», которая определялась не в результате дискуссий, а Центральным Комитетом, единственным гарантом единства партии.
Чтобы сохранить его, партия должна быть не местом дебатов, а полем действия. Если нет инструкций – возникают «анархия» и «дискуссии». Термин «дискуссия» приобретал все более уничижительную окраску, во-первых, как противопоставление конструктивным и конкретным действиям и, во-вторых, в силу той концепции понятия «политическая борьба», которая сложилась у низовых коммунистов.
Десять лет большевистской власти не притупили остроты внутреннего и внешнего противостояния. Борьба против внутренних и внешних врагов партии и государства всегда оставалась насущной задачей коммунистов, а политическим спорам отводилось очень незначительное место. Дискуссия всегда «навязывалась», к ней «принуждали» оппозиция и какие-нибудь уклонисты.
Рассмотреть какой-либо политический вопрос означало прежде всего навесить ярлык на оппонента. Если спора нельзя было избежать, он тщательно готовился и планировался. Всякое новое направление или изменение линии партии еще до обсуждения в ячейках объяснялось и комментировалось «инструкторами» и «пропагандистами», которые на предварительных собраниях или курсах политграмоты разъясняли, кто прав, кто виноват.
В 1927 году состоялся XV съезд Коммунистической партии. Съезд единодушно постановил задушить НЭП, а вместе с ней очистить село от крепких хозяйств, в общем, «сохранять высокие темпы индустриализации и более решительно наступать на капиталистические элементы внутри страны, держа курс на их ликвидацию». И уже на следующий год частных собственников поставили вне закона.
Этот съезд подвел итоги многолетней борьбы с троцкизмом (то есть с ленинскими идеями о невозможности строительства коммунистической державы отдельно от процесса мировой революции) и заявил о его ликвидации.