Как только закончился съезд, власти тут же столкнулись с серьезным кризисом хлебозаготовок (на селе тоже читали газеты с вестями со съезда). В ноябре поставки сельскохозяйственных продуктов государственным учреждениям сильно сократились, а в декабре положение стало просто катастрофическим.
К январю 1928 года, несмотря на хороший урожай, узнавшие о плане государства покончить с крепкими хозяйствами крестьяне поставили государству только 300 миллионов пудов зерна (вместо 430 миллионов, как в предыдущем году). Экспортировать было нечего. Страна оказалась без валюты, необходимой для индустриализации. Более того, продовольственное снабжение городов было поставлено под угрозу. Снижение закупочных цен, дороговизна и дефицит промтоваров, снижение налогов для беднейших крестьян (что избавляло их от необходимости продавать излишки), неразбериха на пунктах сдачи зерна, слухи о начале войны, распространяемые в деревне, – все это вскоре позволило Сталину заявить о том, что в стране происходит «крестьянский бунт».
Для выхода из создавшегося положения Сталин и его сторонники в Политбюро решили прибегнуть к срочным мерам, напоминающим продразверстку времен Гражданской войны. Сам Сталин отправился в Сибирь. Другие руководители (Андреев, Шверник, Микоян, Постышев, Косиор) разъехались по регионам, дающим высокие урожаи (Волга, Урал, Северный Кавказ).
Партия направила в деревню «оперуполномоченных» и «рабочие отряды» (было мобилизовано 30 тысяч коммунистов). Им было поручено найти спрятанные излишки и расправиться с зажиточными крестьянами.
Хлебозаготовительный кризис сыграл решающую роль: Сталин сделал ряд выводов о необходимости сместить акцент с кооперации, горячо защищавшейся Лениным, на создание «опор социализма» в деревне – колхозов-гигантов.
Благодаря значительным возможностям этих «опор» по производству сельскохозяйственной продукции для продажи на рынке предполагалось, что они дадут государству 250 миллионов пудов зерна (одну треть действительных потребностей), что позволит обеспечить снабжение ключевых отраслей промышленности и армии, а также выйти на внутренний и внешний рынок, тем самым вынудив крестьян продавать излишки государству.
Эти меры оказались безрезультатными. И XVI партконференция (1929) заявила о начале ускоренной коллективизации крестьянских хозяйств.
Террор против крестьян не дал результата. Обстановка в деревне стала крайне напряженной: печать отметила около тысячи случаев «применения насилия» по отношению к «официальным лицам». Поголовье скота уменьшилось. К 1930 году в городах снова появились продовольственные карточки, отмененные после окончания Гражданской войны.
Дефицит продуктов питания стал всеобщим, когда власти закрыли большинство частных лавок и кустарных мастерских, квалифицированных как «капиталистические предприятия».
Повышение стоимости сельскохозяйственных продуктов привело к общему повышению цен, что отразилось на покупательной способности населения, занятого в производстве. Колхозники превратились в бесправных рабов. Страшный голод 1932 – 1933 годов охватил гигантские территории – Украину, регионы Центрального Черноземья, Северного Кавказа, Урала, Поволжья, Южного Урала, Западной Сибири и Белоруссию. В глазах большинства населения виноваты во всех бедах были большевики.
Сталину срочно надо было искать врагов, чтобы свалить на них вину за авантюризм Кремля. Тем более что проводимая на костях русского народа индустриализация требовала от масс повышенного пафоса и энтузиазма.
Первое полугодие 1936 года, объявленного «стахановским», характеризовалось ростом экономических трудностей. По мере того как стахановское движение все больше увязало в «трясине консерватизма и чиновничества», пресса снова обрушилась с нападками на кадровых работников народного хозяйства.
Передовица «Правды» от 26 марта призывала «направить огонь на саботажников стахановского движения». Некоторые парторганизации воспользовались моментом, чтобы «проявить бдительность». В результате многие представители народно-хозяйственных кадров были смещены или уволены с предприятий. Маховик репрессий уже было не остановить.
Затем передовицы «Правды» переориентировались на более крупную «дичь». Под обстрел попали мнимые (настоящих уже перебили) троцкисты и так называемые зиновьевцы из партийной верхушки. «Правда» напоминала о «существовании троцкистско-зиновьевских групп» и «продолжающихся контрреволюционных происках недобитого врага».
В такой обстановке состоялся первый Московский процесс. Козлами отпущения были выбраны члены «зиновьевской группы» – сам Зиновьев, Каменев, Евдокимов и Бакаев, уже осужденные в 1935 году за «нравственное пособничество убийству Кирова». Из троцкистов, кроме Смирнова, были выбраны деятели менее крупного масштаба (Мрачковский, Тер-Ваганян, Дрейтцер и др.). Понадобилось несколько недель пыток и допросов, чтобы вырвать у них полное признание.