Дверь в офис распахнулась еще до того, как я успела постучать.
На пороге стоял Стэн, судя по потрепанному виду, тоже проведший ночь без сна.
При виде него сердце забилось сильнее, но привычной боли я не почувствовала. Как будто внутри лопнул гнойник, и хоть рана еще оставалась, вся гадость из нее уже вышла…
— Алевтина, отлично выглядишь, — заметил секретарь, смерив меня внимательным (и недоверчивым!) взглядом.
Наверное, именно удивление в его голосе придало мне сил вздернуть подбородок и ответить с небрежной улыбкой:
— Спасибо, Стэнли.
Он поднял брови (до сих пор я называла его Стэном, млея от звучания этого имени), но ничего не ответил. Лишь вежливо придержал дверь.
— Алевтина, вы сегодня удивительно хороши, — заметила и госпожа Громова. Сама она сегодня была ослепительна в простом черном платье, отделанном скромным белым кружевом. От вчерашней простуды не осталось и следа. — Глаза сверкают, на щеках румянец.
— Спасибо, — пискнула я, покраснев. Почему-то в присутствии Элеоноры Громовой я все равно ощущала себя замарашкой.
— Надеюсь, это не помешает вам плодотворно работать, — с отчетливой иронией заметила она, и я покраснела еще гуще.
Кажется, вчерашние разборки со Стэном от нее не укрылись.
— Не помешает! — заверила я с жаром и мышкой проскользнула за свой стол.
Нет уж, больше никаких любовных историй! Они приносят только боль и разочарование.
Зачем мне это?!
Второе судебное заседание по делу супругов Блаваш началось с опозданием часа на два. Все уже извелись, даже червяк выглянул из своей банки и выдал возмущенный монолог о бессовестности некоторых судей. Прочувствованная речь Васисуалия имела некоторый успех: любопытные секретарши приоткрывали двери и сдержанно хихикали.
Даже рыдающая в уголке фея (кажется, какое-то решение суда ее очень разочаровало) не испортила общего веселья.
Только госпожа Громова не скучала: она вынула из портфеля какие-то бумаги и принялась что-то записывать…
Наконец нас позвали в зал.
Судья, окинув взглядом собравшихся, тяжко вздохнул (глаза бы мои вас не видели!) и велел мрачно:
— Секретарь, доложите список явившихся лиц.
— В судебное заседание явились истец Магдалена Антуанетта Элизабет Таисия Блаваш, ответчик Себастьян Блаваш, их представители, а также кладбищенский червь…
— Могильный! — возмутился Васисуалий. — Попрошу без оскорблений! Я буду жаловаться!
— В чем вы усматриваете оскорбление? — поднял брови судья.
— Я могильный червь! — гордо сообщил Васисуалий. — Могильный, а не кладбищенский!
— А в чем разница? — скептически поинтересовался судья.
— Ну как же! — Васисуалий приосанился (если, конечно, это слово применимо к червяку!) и разъяснил важно: — Могильный — это значит, у меня есть частная могила. А кладбищенский так…
— Бомж, — не выдержала я, — ну, то есть без определенного места жительства.
И вжала голову в плечи под укоризненным взглядом госпожи Громовой.
— Именно! — обрадовался Васисуалий. — Хорошее слово!
Похвала, пусть и от червяка, была приятна.
— И какая же могила принадлежит вам? — вдруг уточнил судья, занеся карандаш над своим блокнотом.
— Третья справа! — гордо ответил Васисуалий.
— А вашим… детям? — что-то записывая, продолжил судья.
— Пятая и восьмая в шестом ряду!
Кажется, Васисуалий действительно ужасно гордился своим статусом частного собственника!
— Итак, сторона ответчика уточнила встречные исковые требования. — Судья лениво пролистал толстую пачку документов. — И предоставила сертификаты соответствия на всю имеющуюся паутину, а также справку от ветеринара о том, что на его попечение переданы здоровые пауки в количестве тридцати трех с половиной штук.
— Как это — с половиной? — простодушно удивился Васисуалий.
Кажется, он чувствовал себя хозяином положения. Удобно оперся на край банки, как на спинку кресла.
— Это означает, что в тот момент одна из самок как раз поедала самца после спаривания, — со скучающей миной объяснил некромант.
Я представила и содрогнулась. Гадость какая!
— Жаль, — фыркнула госпожа Блаваш, — что женщинам так нельзя!
— Следовательно, в настоящий момент речь идет уже о тридцати трех пауках, — вмешалась представитель ответчика, торопясь погасить ссору. Видимо, она опасалась, что истица потребует… эээ… извлечь останки бедолаги самца и тоже поделить. В равных долях.
И госпожа Блаваш охотно сделала бы мужу любую гадость.
— Мы не возражаем, — тонко улыбнулась госпожа Громова, предостерегающе наступив на ногу клиентке.
— Значит, стороны не оспаривают перечень имущества, которое является их совместной собственностью? — с явным облегчением заключил судья.
Ему явно не хотелось разбираться, был ли конкретный зомби поднят ответчиком или, например, подарен лично истице ее подругой.
— Не оспариваем, — дружно согласились адвокаты. Переглянулись, потом со своего места поднялась представитель ответчика.
— Однако мы полагаем, что оценка имущества, приведенная истицей, явно несправедлива.
— То есть вы заявляете ходатайство о проведении оценки? — уточнил судья.