Краткий миг

А ещё вот забавное сообщение: работницы текстильной фабрики из Ивановской области шлют дорогой Прасковье Павловне набор пелёнок. А вот и швейники подтянулись: швейная фабрика детской одежды «Бабушка и внучка» из села Сосновка Костромской области шлёт приданное для малыша из особым образом обработанного местного льна. Откуда они знают, что Прасковье нравится лён? Впрочем, лён очень пропагандируется. В отличие от хлопка это традиционный местный продукт. Поставлена задача: мы едим только российские продукты и одеваемся в российскую одежду — и она неуклонно выполняется. А вот и коляска-кроватка — тоже от фабрики в какой-то деревне. Спрашивают, куда доставить.

С утра Прасковья позвонила секретарше, выдержала поздравления и распорядилась переадресовать все дары тем, кому они больше нужны: в так называемые центры материнства — попросту туда, где могут временно находиться те, кто хочет родить без огласки, или в приюты для несовершеннолетних матерей. «Поступила по-ленински, — насмешливо подумала о себе. — Ленин, по преданию, в голодные годы отдавал еду, что слали ему крестьяне, в детские дома и сады». В материнских приютах и так всё есть, но коляски-пелёнки лишними не будут. Или пусть отдадут дары трудящихся просто тем, кому материально трудно.

Прасковья многие годы пробивала и отстаивала простую вроде идею: нам нужны все дети. Аборт — это убийство, душегубство. А потому, если ребёнок тебе не нужен — роди и отдай. Все дети — наши общие, дети нашей матери — России. Это не стыдно, это, конечно, менее почётно, чем воспитывать его, но — не стыдно. Всякая женщина может при желании провести беременность в приюте, родить, можно сказать, анонимно, а ребёнка отдать тем, кто хочет и готов воспитывать. Будущие усыновители иногда знакомятся с теми, кто готовится родить и отдать, помогают им, если требуется. При этом любая роженица получает приличное пособие независимо от того, отдаст она потом ребёнка или оставит себе. Об этом сделали много фильмов, сериалов. Прасковья сдержанно гордилась: ей удалось изменить норму морали. Удалось совершить блестящий рефрейминг: из постыдной матери-кукушки женщина, отдающая ребёнка, превращается в женщину-патриотку, которая работает на Россию, родит ей новых граждан.

Мишка, когда узнал, усмехнулся лукаво:

— Мам, учти: в Древнем Риме эпохи упадка это не удалось.

— А что было в Древнем Риме? Я что-то забыла или не знала никогда.

— Ну, там матроны не хотели рожать новых граждан Рима. Развлекались с гладиаторами, а детей не производили. И вот свободным беднякам, гражданам Рима, стали платить за размножение. Их называли пролетариями, от proles — потомство. Потом слово «пролетарий» стало обозначать просто голодранца, а века спустя Маркс назвал этим словом лишённых собственности наёмных рабочих. Так вот в Риме практика оплаты деторождения себя не оправдала. Впрочем, все исторические ситуации уникальны; у нас, может, и оправдает.

— И у нас злые языки говорят, что некоторые рожают и сдают ради пособия, вроде как бычков откармливают, — ответила тогда Прасковья. — Может, иногда так и бывает, но факт есть факт: рождаемость медленно но верно ползёт вверх.

На третий день Прасковья согласилась на короткое интервью для телевидения. Девица-корреспондентка оказалась из тех, которые участвовали в той памятной встрече со студентами журфака, после которой она встретилась с Богданом. Это показалось хорошим знаком. Держа Андрюшку на руках, Прасковья сказала:

— Это мой третий ребёнок. Так что теперь я выполнила план: каждой семье — минимум три ребёнка. Уверена: мой сынок Андрюша не помешает, а даже, может быть, и поможет своей маме работать с полной отдачей. Ведь трудимся мы для наших детей, для их счастливого будущего. Хочется пожелать всем женщинам России, и мужчинам, разумеется, тоже, чтобы у них рождались дети, побольше детей. Эти маленькие существа дают нам много сил и вдохновения. А воспитать их вам поможет наше государство. Спасибо всем, кто меня поздравил, спасибо всем за подарки. А одна девочка из детского сада даже нарисовала меня с моим малышом. Ей отдельное спасибо.

Телевизионщики тут же вывалили детскую картинку в стиле наскальной живописи: она, Прасковья, с лимонно-жёлтыми волосами держит рукой, напоминающей грабли, запелёнутого по-старинному ребёнка. Интересно, откуда девочка это узнала про запелёнутого младенца, ведь теперь детей не пеленают. Из книжки, наверное, какой-нибудь.

На выписку приехали Богдан с Мишкой. Богдан выглядел неважно, устало-озабоченно. Мишка улыбался и держался уверенно, словно он был молодым отцом, а не Богдан. «А ведь он мог бы», — мимолётно подумала Прасковья.

Он был опасно красив и чертовски похож на Богдана — того, которого она встретила больше двух десятков лет назад.

— Прасковья Павловна! Ждём Вас года через полтора за девочкой, — напутствовала её та самая пожилая красивая врачица, с которой она разговаривала о мутации «ц-1».

— Спасибо Вам, огромное спасибо, — наклонил голову Богдан, отдавая врачице белые розы.

63