Краткий миг

Утром Богдан вышел из дому чертовски красивым: в сером костюме с голубовато-серым под цвет глаз галстуком и белой рубахе. И запонки с голубовато-серыми камушками — она их у Богдана не видела. Или не обратила внимания — по своему обычному невниманию к одежде. Что это за камушки такие? Она до самой смерти не научилась различать камни; теперь уж не научится. Вспомнилось слово: аквамарин — вроде как голубой. Прасковья почувствовала себя до глубины души оскорблённой этими запонками. Он должен скорбеть, а он — прихорашиваться. Всё равно, что если бы он умер, а она купила себе, к примеру, бусы. Или брошку какую-нибудь; впрочем, она никогда не носила ни бус, ни брошек. Прасковья говорила себе, что жизнь продолжается и она рада за него, но всё равно было ужасно обидно. Когда Богдан прощался с Андрюшкой, тот начал теребить его запонки.

— Эти штучки называется запонки, — пояснил он. Cufflinks, — продублировал он по-английски. — Это мне Машенька подарила.

— А когда она приедет? — спросил Чёртик.

— Машенька сейчас далеко, — ласково проговорил Богдан.

— На звёздочке? — деловито уточнил Андрюшка.

— Нет, поближе, — улыбнулся Богдан. — Она непременно приедет к нам, но попозже. Мы соберёмся всей семьёй: твоя бабушка, твой дедушка, сестра Машенька, брат Миша. И нам будет очень хорошо и весело, — он последний раз поцеловал Чёртика и торопливо пошёл по мощённой камнем тропинке.

— Запонки, cufflinks… — повторил Чёртик, загружая новое слово в память.

Прасковья поняла: Машка получила от Богдана браслет и, не желая быть ничем обязанной, подарила ему запонки. А он, старый дурак, умилился, даже рубашку раздобыл специальную — под запонки. А может, Машка и рубашку заодно подарила. И ей стало по-другому обидно: зачем Богдан опять унижается перед Машкой, которая его ни во что не ставит?

Около часу прилетели Государь и генерал Львов на двух разных маленьких самолётиках. Всего самолётиков прибыло четыре. Из последнего вышел, чуть подволакивая ногу, Иван Никоноров. Генерал Львов был преувеличенно любезен с Богданом, расспрашивал о здоровье. Сказал:

— Примите, Богдан Борисович, глубокие соболезнования по случаю гибели Прасковьи Павловны. Я общался с нею лично всего один раз, когда возглавлял ККК. Она произвела на меня впечатление необыкновенно скромного и самоотверженного человека, настоящего патриота. Потом я следил за её работой на расстоянии. Это огромная, огромная потеря.

«Только не говори, что она была ангелом», — мысленно попросила Прасковья Богдана. И он не сказал, а только почтительно наклонил голову.

Собрали всех сотрудников в маленьком зальце, выходящем в сад.

— Товарищи офицеры, — неожиданным образом обратился генерал Львов к собранию. («Привычная оговорка или готовится перевод их, так сказать, на военные рельсы?» — подумала Прасковья). То, что вы делаете, необычайно важно. Необходимо приложить все усилия, чтобы закончить проект «Купол» максимум до марта будущего года, а проект «Колокол» — до конца будущего года. Это жизненно необходимо. Это не способно остановить войну навсегда, но существенно замедлит сползание к ней. Решающая мировая схватка неизбежна, слишком много в мире накопилось противоречий, и мы должны встретить её во всеоружии. Ваш коллектив находится на направлении главного удара — помните об этом. У вас очень знающий и творческий руководитель, а мы со своей стороны будем всеми силами и средствами помогать вам в вашей работе. Если есть пожелания и потребности — прямо расскажите о них. Сотрудники сидели притихшие, словно только теперь прозрели грозовую неизбежность своей судьбы. Прозрели и приняли — все, как один человек. Прасковья вспомнила цитату из Бердяева, что читал Богдан в доме Никанорова: «Предвечная свобода человека, абсолютное достоинство его, связь с вечностью выше всякого устроения, всякого успокоения, всякого благополучия, всякого недостойного, слабого, жалкого счастья. Последней трагедии мировой жизни все равно не миновать, нужно идти ей навстречу свободно и с достоинством». Именно так мы идём — свободно и с достоинством.

Прасковья присмотрелась к сидящим: тут ли злополучный Геннадий, зять зловещей тёщи. Его, кажется, нет. Похоже, уволился всё-таки, оно и лучше.

* * *

На сорок дней устроили целую научную конференцию её памяти. Прямо в Храме Христа Спасителя. Сначала молебен, а потом конференция в конференц-зале. Молебен проводил Патриарх, на конференции ожидался государь — всё по высшему разряду. Вспомнилась, как встарь, цитата из классики: