Краткий миг

И почему его в детский сад не отправили — ведь должны были? На следующий день из разговора Богдана с тётей Зиной поняла: они куда-то переезжают. Куда? Зачем? Вероятно, что-то затевается, и Богдан с сотрудниками будет работать где-то вне Москвы. Ну что ж, оно и лучше. А так жаль их домика в Соловьёвке.

Дней через десять бестелесного существования Прасковья совершенно освоилась со своим новым положением. Часто зависала под потолком и глядела на происходящее сверху. Чем-то этот ракурс был памятен. Наконец сообразила: именно так, сверху, она видела происходящее, когда во время военного переворота встречалась с генералами на Комиссии Кадрового Контроля. Наверное, в решающие моменты жизни душа ненадолго способна выйти из тела и взлететь под потолок. Но тот полёт продолжался несколько минут, а теперь она научилась вполне сносно и подолгу летать. Сначала всё кружила вокруг дома, боясь по своему топографическому идиотизму потеряться, а потом стала отправляться в более дальние рейсы. Сообразила, что надо следовать вдоль дорог, тогда не потеряешься. Ведь никакого гаджета у неё нет, крутись как знаешь. С какой скоростью летала — понятия не имела. Но потом сообразила пристроиться к соседскому автомобилю, и получилось, что километров шестьдесят она делает запросто. Больше — трудновато.

Слетала на родину. Чудная золотая осень, синеет река, золотятся купола, наверное, на их улице стоит густой яблочный дух, но чувствовать запахи ей не дано.

Сделала открытие — телепортацию. Оказывается, лететь не обязательно. Достаточно с усилием подумать о чём-то, как тут же оказываешься в том самом месте. Только подумать надо упорно и сосредоточенно.

* * *

Мишка теперь не живёт с Богданом, он сейчас в Москве, а Богдан — в Муроме. Там, на территории того самого монастыря, где настоятелем отец Варфоломей, сделали что-то вроде координационного центра по пси-оружию. Совсем немного сотрудников, Прасковья насчитала пятнадцать, одни парни, как хотел когда-то Богдан. Богдан там главный, и ещё тот самый Женя, которого она когда-то кормила котлетами. Он всё такой же — с оттенком лёгкой немытости и нечёсанности. Богдан, кажется, ещё постарел и ещё больше похудел. Но держится прямо. А кудри совсем белые, точно как у чёртовой бабушки; если нападает снег, будет почти незаметно.

Она догадалась: это главный центр, откуда поступают задания множеству субподрядчиков. Эти пятнадцать парней — мозговой центр огромной организации. Скорее всего, Светоносный Отец их не пощадит, — подумала и ощутила что-то вроде фантомной сердечной боли. Фантомной потому, что сердца у неё нет, его закопали в могилу.

А живут они все в той самой гостинице, куда они с Богданом поехали вскоре после их встречи. Круг жизни замкнулся, краткий миг закончился.

И тётя Зина тут же. Прасковья услыхала, что такое размещение — временное. Им уже начали строить коттеджи и ремонтировать какой-то домик XIX века. Наверное, Богдан станет там жить, — подумала тотчас. — Ведь он любит старинные дома. А может, останется в маленьком домике на территории монастыря, куда поселил его Золочевский, вроде как временно. Там чудесно: неоглядные заокские дали, рядом огороды, что разводят монахи, загоны для скота. Значит, молоко всегда будет свежее, им обоим кстати, — обрадовалась Прасковья.

И кабинет у Богдана очень удачный. Белёные стены, просторный тёмный стол, похожий на тот, что был в его квартире в Китай-городе. И стеллаж из простых досок. В углу икона с лампадкой — та самая кипрская икона Параскевы Пятницы, которую она сама купила в Кикском монастыре на Кипре, когда поехали туда после свадьбы. Значит, Гасан сохранил икону и передал вместе с книжками, молодец Гасан, деловой и пунктуальный. Стол Богдана почти пустой — только ноутбук, блокнот формата А4 и ручка. Хорошая ручка, дорогая, он такие любит. И её, Прасковьи, фотография с Киевского митинга стоит на столе. Так всегда было, Богдан не изменил своим привычкам. Только её нет.

В середине дня он идёт домой — формально обедать, а на самом деле — побыть с Андрюшкой. В кабинете — печка, даже дрова сложены в углу. Будет холоднее — можно подтопить, — обрадовалась Прасковья. А то ведь он, похоже, мёрзнет, согревается горячим чаем из стакана в подстаканнике. Хоть бы конфетку съел, «коровку», ему ведь они нравились когда-то, — она опять ощутила фантомную сердечную боль.

Богдан что-то торопливо писал в блокноте, одновременно глядя в ноутбук. Она знала, что так он пишет, когда боится упустить мысль.

В дверь постучали. Богдан не отозвался. Тогда дверь приоткрылась и всунулась голова одного из его сотрудников — она его мельком видела.

— Богдан Борисович, можно к Вам на минуту? У меня срочное дело.

— Ждите, — махнул рукой Богдан. Парень пристроился в уголке. Стал перелистывать блокнот. Как видно, Богдан завёл здесь моду на бумажные носители.

Наконец Богдан закончил.

— Что у Вас? — спросил нелюбезно.

— Богдан Борисович! — парень говорил одновременно смущённо и напористо. — Меня к Вам послал Сидоров, он говорит, что он не может решить мой вопрос.

— Покороче, — поморщился Богдан.