Краткий миг

— Я постараюсь, Иван… что смогу… — проговорил Богдан печально. — Но, простите, рисковать собой я не могу. Будь я один — ещё куда бы ни шло, но у меня семья. — Он с грустной улыбкой взглянул на Прасковью. — Я не могу её во второй раз так подвести. Нет, не могу. — Богдан помотал головой. — По правде сказать, мне кажется, меня провоцируют. Не случайно мои начальники придумали объявить меня приглашённым профессором и устроить мне лекции в МГУ. Я рассказывал устарелые ещё двадцать лет назад банальности, но самое смешное, что даже имел успех. Что наводит на печальные размышления об этом лучшем, как говорят, учебном заведении.

— Возможно, Вы лично имели успех, — предположил Иван. — Вы наверняка хороший оратор, очень эмоциональный. В Вас есть что-то древнегреческое, — улыбнулся он.

— Да-да, мне говорили, — рассеянно согласился Богдан. — Но я, собственно, вот о чём. Очень возможно, мои коллеги из Ада хотели увидеть, что я буду делать и с кем общаться. Таким образом они узнают тех, кто занимается соответствующий тематикой. Я не уверен, что это так, но это не исключено.

— В самом деле, это не исключено, — согласился Никаноров. — Но это совсем не обязательно. Это предположение звучит чересчур прямолинейно. Но в любом случае, наши люди позаботятся о Вашей безопасности. И спрятать мы Вас сумеем, если потребуется.

— Там, откуда, как с Дона, выдачи нет? — улыбнулся Богдан.

— Вы очень разносторонне эрудированный специалист, Богдан. Товарищи говорили мне это ещё пятнадцать лет назад, — согласно покачал головой Никаноров.

— Ах, Иван, — проговорил Богдан с печальной иронией. — Не знаете Вы наших… Я был бы рад поработать с Вами, но вынужден вести себя очень оглядчиво. Говорю это заранее, поскольку эта позиция пересмотру не подлежит. Максимум — это домашний теоретический семинар. Абсолютно теоретический.

— Ну что ж, домашний — так домашний. Теоретический — так теоретический. Тем не менее давайте обсудим житейскую прозу: какой размер и порядок оплаты Ваших услуг Вы предпочитаете?

— А вы потянете? Я ведь дорогой работник, — рассмеялся Богдан. — Как выкачу вам цену…

— Выкатывайте! — улыбнулся Иван.

— Ну, ежели серьёзно, — Богдан погасил улыбку. — Домашний семинар — это, безусловно, бесплатно. Я сам ещё должен многое понять, войти в курс, познакомиться с людьми. Что будет дальше — посмотрим. Но у меня условие: ребятам за их работу надо платить. Прилично. Сколько — я не знаю, но столько, чтобы они чувствовали себя независимыми от денег, чтоб о них не думали. Мой сосед по дому, с которым мы вместе бегаем, забавный парень, сказал мне как-то умную вещь: «Для меня деньги — это средство индивидуальной защиты. Как противогаз». Это очень верно. Индивидуальное средство защиты от мерзостей жизни и житейской прозы. Потому их должно быть достаточно. Я буду этих ребят понемногу отсматривать, а Вы уж формируйте из них рабочую группу, ставьте задачу и вперёд. Будут трудности — они ко мне обратятся, но делать что-то в первом лице я не могу. Вот Вам, Иван, мой ответ. Возможно, он Вас разочаровал, но другого нет.

— Богдан, мне понятна Ваша позиция, — Иван не казался разочарованным. — Вашего Женю мы пригласим на собеседование. А что скажет Прасковья? Ты что-то весь вечер молчала.

— Когда мужчины говорят о серьёзных вещах — женщине полагается молчать, — улыбнулась Прасковья. — Ну а уж если мне позволено что-то сказать… прошу тебя, Иван, не втягивай его во что-то опасное и рискованное. Вообще, не втягивай его слишком глубоко. Он ведь азартный, он может втянуться. Как кот в пылесос. А ему нельзя — по тысяче причин. Он этого не выдержит. И я не выдержу. И Россия потеряет разом двух — как ты сказал? — разносторонне эрудированных специалистов. Даже двух с половиной.

— Как это двух с половиной? — не понял Никаноров. Прасковья лукаво улыбнулась.

— Мы, Иван, ждём ребёнка, — произнёс Богдан серьёзно.

Иван смолк, переваривая.

— Сильный поступок! — оценил он после минутный паузы.

— Не спорю: сильный, — согласился Богдан. — А поскольку поступок — мой, и он всё-таки взрослый, вы с Прасковьей не говорите обо мне, точно я трудный подросток, которого берут на поруки в детской комнате милиции. Я более чем совершеннолетний. Печально, но факт. А хотелось бы побыть подростком. Когда вся жизнь впереди, — проговорил он мечтательно.

— Ты и есть подросток, — тихо сказала Прасковья.

— А я теперь я понял, почему ты стала такая красивая, — обратился Иван к Прасковье.

Она мгновенно почувствовала, что Богдану это неприятно. Он ещё тогда, в прошлой жизни, разражался, когда кто-то хвалил внешность Прасковьи.