Краткий миг покоя

— Я тебе не говорил. И никому не говорил до сегодняшнего дня. Не так давно я на всякий случай прикупил себе квартиру через третьи руки. Формально она принадлежит одной бабушке. Бабушка одинокая, страдающая маразмом… Она, строго говоря, просто не знает, что за документы подписала. Так что формально квартира ее, а реально ключи у меня. Драгоценности там. Квартира запирается на два замка. Замки — немецкие. Такие почем зря не взять. Ключ от одного замка — у меня. От второго — у Шелепина. Это у нас страховка.

— А взломать?

— Замки очень серьезные. Плюс — есть еще некоторые сюрпризы для того, кто попробует открыть квартиру только с одним ключом или вовсе без такового. Короче, знаем место только мы, и войти тоже можем только вместе. Запомни адрес.

Игорь наклонился к уху Андрея и прошептал улицу и номер дома.

— Через три месяца будем открывать, — закончил Игорь свой монолог.

И они двинулись прочь от столицы. Пока — на юг, туда, где сейчас не протолкнуться от людей, где сам черт ногу сломит от толп и давки. Там искать труднее. Их путь лежал по проселкам, через деревни… Не то чтобы они сильно боялись разоблачения, просто рисковать не хотелось.

И вот через маленькую сельскую гостиницу, через несколько поселков они въехали в Тулу…

Глава 8

Комбат сидел без света. До него донесся взрыв, а потом в гостинице начался хаос. Еще не у всех был выключен свет, кое-кто смотрел телевизор, кто-то читал. После замыкания в упавшей на гостиницу темноте люди стали выскакивать в коридор, громко спрашивая, что случилось.

Комбат стремительно оделся и влился в общий поток. Люди были похожи на пластилиновых кукол, двигались они неверно и дергано. Так бывает, когда в темном помещении, где полно людей, включают какую-нибудь бешеную музыку. Тогда люди превращаются в выходцев из неведомых преисподних. Здесь было как раз то же самое.

Странно — Борис помнил, что должно было быть темно. Но откуда-то лился свет — гадкий и липкий, как раздавленная гусеница…

Свет прервался вспышкой — такой, что глаза отказывались видеть нормально. Перед глазами Комбата потянулись вереницы, ряды скелетов — таких же неестественных и страшных, как и люди в этой сошедшей с ума гостинице…

Комбат проходил коридор, будто полосу препятствий. В него немедленно врезался один из скелетов, обхватил руками, завизжал в ухо что-то невразумительное. Рублев попытался оторвать это страшилище, но оно обезумело и впало в такую панику, что по цепкости сравнялось с хорошей пиявкой. Борис сбрасывал его руки, но скелет успевал схватиться снова, и не только руками — он обвивал Комбата ногами, он вообще готов был взобраться ему на руки…

— Мама! — разобрал Борис единственное членораздельное слово в причитаниях несчастного.

Борис понимал, что у него нет времени церемониться с ним. Тем более что, раз уж это скелет, значит, он мертв и нет смысла заботиться о его безопасности. Рублев перехватил скелет за хребет, поднял в воздух, с удивлением почувствовав его пенопластовую легкость.

— Извини, приятель. Не до тебя! — Рублев со страшной силой бросил скелет в стену. Тот ударился и рассыпался на множество мелких осколков.

Комбат удивился, что до сих пор нет дыма. Почему-то он точно знал, что дым должен быть обязательно. И тут же, словно по заказу, лестница наполнилась густой, вязкой, смолистой взвесью. Дым пополз по коридору, и это было страшно. Он не был обыкновенным. Маслянистые букли волоклись по полу, свиваясь в лохматые канаты, складываясь в карикатурные маски и кривляясь демоническими рожами. Каждая из них глядела только на Бориса, говорила только с ним, но Рублев был не в силах услышать, что кричат ему жуткие дымные монстры.

Соваться в этот дым было бы глупо. Борис ударил плечом в одну из ближайших дверей. Заперто. Он ломанулся во вторую и буквально влетел в номер вместе с женщиной, как раз собравшейся выбегать.

— Убивают! — логично заорала она.

— Кому ты нужна? — проворчал Борис, отталкивая ее и срывая с подушки наволочку. Слабая защита, но лучше, чем никакой. Пустив в ванной струю холодной воды, он намочил наволочку и снова выбрался в коридор. Возле лестничного пролета сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, зажал нос и рот мокрой наволочкой, зажмурился и очень осторожно вышел на лестницу, намертво вцепившись в перила, чтоб никакой шальной придурок не сшиб его с ног. Загреметь с лестницы в таких условиях — это гарантированный каюк. Если не шею свернешь, то задохнешься едкой гадостью из дымовых шашек. Странное дело — когда он защитил себя таким образом, чудовища немедленно шарахнулись от него.

Дым между тем расползался по коридорам. Это редкостная гадость — дымовая шашка. Она воняет так, что блевать будет даже тот, кто неделю ничего не ел. Будет непереносимыми спазмами выворачивать наизнанку, выхаркивать внутренности и желчь…

— Блин, он человек или нет? — прозвучало в воздухе.

Рублев обернулся, но рядом не было никого. А страшный дым держался где-то в паре метров, кривляясь и дергаясь.