Краткое пособие по изготовлению кукол

– Хватит валяться! Вставай! – конвойный выбросил сигарету и носком ботинка перевернул девушку на спину. Девушка слегка приоткрыла глаза, словно просыпаясь, с секунду вглядывалась в лица и пространство вокруг, пытаясь понять, где она. Поняв, зажмурилась.

– Поднимайся, – снова прохрипел рябой надзиратель с крысиным лицом.

Скотовозка внутри была маленькой копией тюрьмы. Отдельные клетушки для каждого. Только стены не сплошные – решетчатые. Они нещадно секли пространство на мелкие куски, отчего резало в глазах. Девушку погрузили первой. Гудкова посадили в соседнюю с ней клетку. Напротив толстяк и интеллигент. Радовало одно – с них сняли наручники.

Когда двери захлопнулись, Гудков воспрял. Больше не было грозных конвоиров и надзирателей, и он снова почувствовал себя мужчиной – высоким, крепким, симпатичным.

– Как вы?

Девушка растирала саднившие от наручников запястья, болезненно раскачивалась взад-вперед и не обратила внимания на Гудкова.

– Нет, ты посмотри! От это я понимаю – мужик. Его щас с молотка пустят на запчасти, а он все ищет, куда бы яйчишки свои закатить.

– Заткнись, – брезгливо и холодно оборвал хохот толстяка Интеллигент. Интонация напугала галдевших в соседних клетках таждиков, и они затихли, внимательно наблюдая за парочкой.

– Что?! – толстяк раскраснелся от злости и собирался выпалить что-то резкое и пугающее. Интеллигент устало повернулся к нему. Под его взглядом Толстяк стушевался и как-то даже ужался. Гудков снова позавидовал соседу. Но мысли быстро вернулись к девушке. Гудков понимал, что все это глупо и неуместно. Полчаса и все – ни девушки, ни его, ничего, что он называть жизнью. Но поделать с собой ничего не мог. К тому же, лучше сосредоточиться на азарте знакомства или попытках выразить сочувствие товарищу по несчастью, чем на будущем.

– Девушка. Как вы?

На это раз его услышали. Девушка перестала раскачиваться и перевела пустой мыльный взгляд с пола на лицо соседа. Именно на лицо. Она не смотрела в глаза, как будто не знала, что нужно смотреть в них, когда говоришь с кем-либо.

– Все в порядке, спасибо.

– Вы совсем бледная.

Девушка бессмысленно покивала.

– Все в порядке. Спасибо.

Потихоньку оживились таждики и снова затараторили на своем.

– Как вас зовут?

Толстяк презрительно хмыкнул и смачно плюнул на пол, тут же опасливо покосившись на соседа. Но Интеллигент облокотился на заднюю стенку своего скворечника и дремал, или делал вид.

– Екатерина. Катя.

Озвучив свое имя, девушка как будто вспомнила что-то, и лицо ее ожило.

– А вас?

– Антон.

Что дальше – Гудков не знал. Спрашивать почему она здесь, казалось неприличным. Все они осужденные убийцы. И вряд ли кто-то начнет рассказывать, как лишил кого-то жизни. Гудков вспомнил насмешку Толстяка. А вдруг и впрямь она убила мужа? Почему-то эта мысль казалась крамольной. Будто убить мужа хуже, чем совершенно незнакомого человека. С одной стороны, так и есть – беззащитность близости, с другой – для такого поступка могут быть серьезные причины. Кого вообще женщина может убить намеренно? Только родню. Он никогда не слышал о серийных убийцах женщинах, всегда мужчины. То ли они просто слабее, то ли нет в них врожденной жестокости и жажды крови. А что если она убила ребенка? Гудков вздрогнул.

– Я не знаю, почему здесь, – вдруг заговорила Катя. – Они показывали фото, вызывали очевидцев, но я ничего не помню.

Девушка разревелась. Гудков краем глаза заметил, что Интеллигент приоткрыл глаза и смотрел на Катю. Таджики тоже замолкли и внимательно слушали исповедь соседки.

– Понимаете? Я ничего не помню. Они говорят – убила. Но как? Как я могла? Я бы никогда… Пьяная за руль… Я никогда. Я вообще почти не пью. У меня аллергия. Мне нельзя.

Катя зашлась в истерике.

– Ну-ну, тише, – постарался проявить участие Гудков. – А вы в суде об этом сказали?

– Сказала, – полукричала Катя. – Сказала. Никто! Никто меня не слушал. Смотрели, как на мартышку в зоопарке. Я говорила, а они как будто не слушали. А потом даже смотреть перестали в мою сторону.

Она подняла испуганное, распухшее от слез лицо и уставилась на Гудкова с надеждой на спасение. Как будто он не такой же заключенный, как она, а глаза и уши вершителей ее судьбы, как будто через него ее услышат.

Гудков не нашел ничего, кроме нелепого "Все будет хорошо!"

– Почему? Откуда вы знаете? – набросилась на него Катя и стала лупить по решетке. – Откуда?

– Ниоткуда. Скорее всего, ничего хорошего вас не ждет.

Все уставились на Интеллигента.

– Но я же не могла… Я же не виновата.

Интеллигент кивнул.

– Не виноваты. Вас заказали.

– Заказали? – растерянно спросила девушка.

Интеллигент уставился на нее с сочувствием.

– Вы и правда не понимаете? Неудивительно, что кто-то захотел заиметь вас… Простите. Я не хотел. Так бывает. Какой-то богатей захотел вас. Потому вы здесь.

Скотовозку подкинуло на кочке, и девушка после короткого полета опустилась на узкую лавку тряпичной куклой. Она плакала, но тоже как-то по-кукольному, механически.