Краткое повествование

Глава XXXIX. О том, как, облачившись в хила, прошли мы перед ним, приветствовали, поздравили и благодарили [его]. О том, как сотворили молитву. О том, [как Валинемат] призвал меня к себе и беседовал [со мною]

А на другой день, т. е. в воскресенье, мы пошли в кешик-хане. И то, что называется кешик-хане, подобно лейлек-чадыри. Но туда собираются не намеревающиеся совещаться, а знатные ханы, собравшись, восседают там, курят кальян и беседуют и забавляют себя смешными разговорами, ожидая приглашения от Валинемата, так чтобы быть готовыми, если он вызовет. И нас новели туда [и] посадили.

И когда мы собрались там, облаченные в хила, — нас было около ста человек, [может быть], больше или меньше, — наступил час селама.

И когда мы дошли до места, где мы привыкли, склонив головы, ежедневно приветствовать его, тотчас же [стал] читать некий из мирз, тавризец, по национальности перс, из рода Джиханшаха. [Он] был везиром Азербайджана.

Ибо таков обычай персов, и особенно Валинемата Надиркули, чтобы каждый город назначал трех человек [для наблюдения] за доходами царского двора.

Первого называют мирза-векилом. Он является забитом, [который] занимается делами, имеющими отношение к государственным доходам, и является старшим среди трех и приказывающим, и сидит выше других. И этот берет и выдает [деньги] и вершит суд, подобно великому дефтердару. Но [он делает все это] не без ведома двух других, а с их согласия.

Второго называют везиром. Он является средним, держит дефтер провинций и [ведает] всеми доходами и расходами, поступлениями и использованием средств.

А третьего называют мирсофи, вроде именуемого дефтер-эмини, ибо все дефтеры у него, и он составляет дефтер царского двора. Все деревни разных мест и мулки, становящиеся государственной [собственностью], находятся в его ведении и у него в руках.

Посему, как я сказал, везир Азербайджана, т. е. Атрпатакана, из рода Джиханшаха был поэтом и шуара, т. е. гусаном. Поэтому он стал говорить то, что потрудился [написать] на бумаге. И было так:

Приложил к золоту печать, возвещая миру свое воцарение.
Справедливый царь, властитель мира Надиркули.
[Тому], кто с ним, бог помогает ему.
[Тот], кто отвернется, достоин поношения.
Слава богу! Наш царь — избранник всего, Ирана!
Господь — помощник каждому из его слуг.
Тот же слуга, который удалится от него, достоин поношения.
Приложил к золоту печать, возвещая миру свое воцарение.
Счастливый, имеющий славу Александра, царь веры Надиркули.
Царь иранских стран, Божья тень, редкостный в наше время.[36]

.

И сказав все это, он закричал громогласно, говоря: «Фатэ!» И все, подняв руки вверх, стали безмолвно шевелить губами, будто произносили фатэ, но я не знаю, знали ли или произносили ли они, или нет. Я также, простерев руки, читал: «Отче наш, иже еси на небесех».

После окончания [молитвы] они, приблизив обе руки к лицу, коснулись своих бород; я же, по внушению Христа, открыто перекрестил лицо свое. И, удалившись, все ушли.

А я немного задержался на своем месте, где я стоял, и пристально рассматривал лицо Валинемата. Поэтому он посмотрел на меня и сказал: «О, халифа! Иди сюда!» Я, набравшись храбрости, приблизился к нему. И он вновь сказал: «Подойди ближе, подойди ближе». Я приблизился к нему и [стал] около места, где он сидел на высокой тахте. И он вновь сказал: «Знаешь ли, халифа, послезавтра я собираюсь отпустить тебя?» А я ответил ему: «Да будут умножены жизнь и власть Валинемата моего! И уповаю на бога и Создателя, чтобы так, как я сейчас увидел ваше величество завоевателем Ирана, с помощью Божьей увидеть [победителем] Кандагара и Индустана». Он засмеялся радостно и развеселился и сказал: «Молодец, халифа, молодец».

Набравшись после этого смелости, я сказал: «Однако, о августейший, у нас есть просьба. Надлежит тебе ее исполнить». Он тотчас же ответил: «Хорошо. Ну-ка, отведите халифу к Мирза-Мумину и скажите ему, чтобы, какая бы то ни была просьба, либо замысел, либо требование, [пусть] распорядится».